Затем Казимир, чуть поколебавшись, отдал приказ нескольким отрядам выловить всех воров и мошенников города и конфисковать их имущество. В успех этого предприятия он не очень верил, но Мария ранее, в Глогове, настаивала, а ее политический опыт Казимир уважал. Переловить негодяев оказалось делом несложным – жители сами указывали воякам, где и кого следует искать. Зерно и золото возили в замек на повозках.
Казимир оставил («для временного правления», как он объяснил) триста поляков и одного командира в замеке, накормил всех голодных, раздал половину воровского золота, попрощался с жителями, и вернулся в Глогов. Полторы сотни чешских воинов присоединились к войску.
– Скажи мне, скажи, – допытывался старый Кшиштоф у воеводы Фредерика Пневицкого, – каков он в сражении?
Фредерик улыбался.
– Не зря ты ездил за ним к франкам, друг мой, – ответил он. – Несмотря на тщедушное телосложение, повелитель наш все время был в первых рядах сражающихся, сверкая победоносно свердом!
Кшиштоф покраснел от хвоеволия.
За время отсутствия Казимира в Глогове еще около сотни молодых воинов – детей польских иммигрантов, а также собственно саксонцев со склонностью к романтическому восприятию военного дела, присоединилось к войску, и вместе с ними, сопровождаемая двумя племянниками, прибыла мать Казимира Рикса. Хелье, все время порывавшийся уехать из Глогова, но не решавшийся – будто ждавший чего-то – получил возможность оценить эту женщину.
На берегу у переправы ее встретили со слезами счастья на глазах Кшиштоф и воеводы.
Риксе было сорок, и держалась она величественно. Красивая гордой саксонской красотой, с темными волосами, прямыми бровями, с губами не тонкими и не толстыми, и слегка жестокими, она величественно протянула большую, но весьма правильных контуров, руку – для поцелуя. Кшиштоф оросил эту руку слезами и терся о нее щекой, стоя на коленях, а Рикса надменно терпела. Узнав, что сын ее отправился в первый свой поход, она не проявила огорчения. Ровной медленной походкой поднялась она к замеку.
В столовую устремились слуги – прибирать и подавать на стол, и воевода Ярек попросил хвестовавшего там в одиночестве Дира с соусом в бороде и на рубахе куда-нибудь уйти на время.
Хелье, решивший посмотреть на Риксу вблизи, как раз входил в столовую.
Дир засмущался и начал, кряхтя, подниматься с ховлебенка.
– Хо, люди добрые! – сказал Хелье, входя. – Что это вы друга моего гоните?
– Мы не гоним, – возразил воевода, и стоявшие вокруг четверо вояк подтвердили, помотав головами, мол, не гоним, конечно же. – Ему подадут еще есть и пить, но, сам понимаешь – мать повелителя нашего…
– А что же, разве это мать повелителя вашего платит за жратву для вашего скоморошьего стана?
Вбежал Кшиштоф, запыхавшийся, дабы удостовериться, что к приходу госпожи в столовую все готово.
– Они не хотят уходить, – наябедал ему воевода. – Вот эти двое. Я не в обиду им говорю…
– Хелье … – начал Кшиштоф.
Дир же, пытаясь подняться, говорил, —
– Да ладно, Хелье, чего там, мы им мешаем … А кто это приехал?
Хелье, злясь, тем не менее улыбнулся вопросу. И снова посерьезнел.
– Эти двое, – повторил он.
– Хелье, не сердись, – умоляюще попросил Кшиштоф. – Повелитель наш хорошо помнит о твоих заслугах, и я не упущу случая упомянуть о них в присутствии его матери, можешь быть спокоен.
Хелье улыбнулся, на этот раз мрачно, и положил левую руку на поммель.
– Ну, быстро отсюда! – сказал воевода.
В зал вошли еще несколько человек из командования.
– Ты мне надоел, – сказал Хелье воеводе.
– Как ты смеешь!
– Смею, – заверил его Хелье. – И вот что, Кшиштоф. Наше с Диром здесь присутствие нежелательно, я понимаю. Но следовало сообщить нам об этом заранее, и в более деликатной форме.
– Эй, кто-нибудь, – позвал воевода, оборачиваясь. – Быстро, уберите их отсюда!
– Ого! – Хелье стало окончательно весело. – Вот, это совсем другое дело.
Воевода приблизился к нему. Хелье схватил со стола кружку Дира с дрянным пивом и выплеснул ее содержимое в лицо воеводе, после чего он отскочил на два шага и выдернул из ножен сверд.
– Что ж вы стоите? – спросил он вояк. – Я готов драться со всем вашим подлым польским воинством! Недотыкомки, дармоеды! Подстилки Неустрашимых!
Несколько клинков сверкнули в воздухе.
– Дир, опрокинь стол, – велел Хелье.
– Друг мой…
– Делай, что тебе говорят.
Дир послушно опрокинул тяжелый дубовый стол. Загрохотали разбивающиеся блюда и плошки. Воины замерли.
– Теперь хватай ховлебенк и кидай в этих щенят, вообразивших себя воинами.
Воеводы смотрели завороженно, как Дир тяжело встает, а затем легко поднимает длинный, грубый ховлебенк и почти без замаха кидает в них.
Ховлебенк пролетел по прямой двадцать шагов и задел двоих – они упали, а остальные с обнаженными свердами бросились к Хелье и Диру.
– Стойте, стойте! – закричал Кшиштоф.
– Замолчи, Кшиштоф! – крикнул Хелье. – Не прерывай развлечение – я хочу кого-нибудь уложить, меня разозлили!
В обеденный зал вошла Мария.
– Сверды в ножны, все, – сказала она, не вдаваясь в подробности. – Если у кого-то боевое настроение, ему следует быть под Зеленой Гурой, а не здесь.