Польское Наследство

– Найдут с кого. Ежели у Судислава Псковитянина по возведении на престол не возникнет желания выкупить брата, так у Ярослава в Швеции родни много. Но фатимидам про это говорить нельзя. Можно все испортить. Надо сказать – схвачен Ярослав. И всё.

– Это отец твой придумал? – спросил Гостемил.

– Ну уж и отец. Как кто придумает – так сразу отец. Но, в общем, он. Я его только надоумил, да подсказывал иногда. А по поводу Хелье я тебе так скажу – подкупать его не надо, запросит много, а изловить необходимо.

– Подумаешь – Хелье, – сказал Гостемил.

– Не скажи, Бьярке, не скажи … Он давно при Ярославе, и репутация у него вполне заслуженная. Как вино?

– Должен признаться тебе, Ковыль, превосходное вино. Никогда такого не пил.

– Вот, я же говорил!

– У тебя замечательный вкус, Ковыль. Слушай, не в службу, а в дружбу … Я дам тебе знать, где остановился, а ты … хмм … даже неудобно как-то просить тебя…

– Ничего, ничего. Проси. Я для тех, кто мне люб, что хочешь сделаю!

– Да … так нельзя ли тому купцу дать знать, а я хорошо заплачу … чтобы мне этого вина прислали … а?

– Трудно, – серьезно и озабоченно сказал Ковыль. – Там много разных сложностей. Но, в общем, я постараюсь.

– Уж постарайся, пожалуйста, Ковыль.

– Постараюсь.

– Буду тебе благодарен. А насчет Хелье…

– Эх! – сказал Ковыль. – Надо будет на следующей неделе на этого купца выйти. Думаю, он уж вернулся из Греции…

– Да, я прямо не знаю, как тебя благодарить. Насчет же Хелье..

– Хелье? – Ковыль усмехнулся. – Вы, Неустрашимые, у себя в Швеции, Полонии да Полоцке может и знаете, что к чему, а у нас все не так. Смех – вы Жискара собирались убивать, пока отец мой вас не отговорил! Жискар – никто, спившийся хвитострадатель. Или Ляшко – он действительно всего лишь рука Ярослава. Схватишь Ярослава – и где он, этот Ляшко? То же, что и с Вышатой, скоморохом новгородским. Полководец! Какой он полководец! А Хелье – человек опасный. И лучше всего его даже не хватать, а стрелой приголубить, с хорошего расстояния. Хотя с другой стороны жалко – он всех правителей мира знает, со всеми на дружеской ноге. Но, к сожалению, подкупать – трудно, и дорого. Можно, правда, схватить его сына, а Хелье этим пугать – мол, не хочешь по-нашему, так мы твоего сына … да … Но долго так не протянешь, Хелье хитрый и деятельный. Фатимиды правы – они его по Константинополю помнят, ученые уж. О! Слушай, Бьярке, сейчас я тебя угощу … с вином очень хороши … муромские пряники! Пробовал когда-нибудь?

– Нет. Угости.

– Вот.

Ковыль отошел в угол, открыл там сундук, и вынул из него холщовый мешок.

– Это просто объедение, Бьярке! В Муроме – никогда бы не подумал – такое умеют! Один из наших привез – я, как попробовал, велел ему еще купить, а мешок-то весь себе забрал. Нужно же мне за труды мои какие-то привилегии иметь. Все-таки я главный здесь.

Он подмигнул Гостемилу. Гостемил улыбнулся и тоже подмигнул. И взял один пряник. И надкусил. Пряник таял во рту, источал необыкновенный аромат.

– О! – восхитился Гостемил. – Это же просто … ммм … невероятно вкусно.

– Вот! Что я говорил!

Какая же скотина этот Нимрод, подумал Гостемил. Чего ему не хватает? Еда любая. Одежда любая. Деньги – он берет у меня сколько хочет, отчета я не требую. И все ему, гаду, мало – пряниками на стороне приторговывает. Вот продам его фатимидам – научат его разбирать, где доброе отношение, а где что попало. Подлец.

Вошел какой-то малый свирепого вида.

– Тяпка, тебя кто звал? – спросил Ковыль. – Тебе где быть-то надо?

– Э … – сказал Тяпка, раздумывая над вопросом.

– Не здесь тебе нужно быть, Тяпка. Ибо в отсутствие отца моего я здесь хозяин, и твой хозяин тоже я. И я тебя не звал, а ты пришел.

– Я только лишь … э … Так ведь отец твой едет!

– Как! А почему нет посвиста?

– Так ведь вот … нету.

– Я всем вам уши поотрезаю! – рассердился Ковыль. Повернувшись к Гостемилу, он пожаловался, – Вот видишь, Бьярке, с каким народом приходится дело иметь! Несусветность! Невежество! Отлынивание! Главного, а ведь я здесь главный, никто не слушает! Чтобы был мне посвист! Иди и свисти.

– Да у меня, Ковыль, свистеть плохо получается. Кричать могу громко, не устану. А свистеть – так не каждый раз.

– Позор, – сказал Ковыль. – Что ты меня перед гостем позоришь? А вдруг он по-славянски понимает?

– Понимаю, – сказал Гостемил.

– Вот видишь, сволочь, понимает гость! Ну, что мне с вами со всеми делать! Бездельники!

Было слышно, как подводят коней ко входу, привязывают. Вскоре в дом вошли двое – купец Семяшко и племянник его управляющего, именем Лисий Нос.

– Ого-го, болярин! – сказал Семяшко. – Что это ты в сии края подался?

– Отец! – Ковыль сделал Семяшке страшные глаза, стыдясь за него, и, понизив голос, добавил в отчаянии, – Это Бьярке!

Семяшко коротко свистнул на низкой ноте, а затем выше, и тоже коротко, и в третий раз – длинно. Племянник управляющего повторил свист, нота в ноту.