Польское Наследство

Радушный хозяин Гостемил разлил вино по кружкам. Глаза Ширин загорелись радостью. Вино она пила три раза в жизни, в отрочестве, украдкой, с подругами, которым ужасно хотелось сделать что-то наперекор старшим и всему свету – по традициям последователей Магомета, людям запрещалось пить веселящие напитки, тем более женщинам. Теперь же, за общим столом, Ширин сначала насторожилась, а потом вспомнила, что – взрослая она, раз; здесь ее никто не осудит, два; поступки ее здесь никем не оцениваются, а воспринимаются, как должное, без особого интереса, и разрешения спрашивать не нужно, три. О том, что случится с этим городом через неделю, она заставила себя забыть.

Тем не менее, будучи наблюдательной и благоразумной от рождения, Ширин посмотрела сперва, как пьют вино остальные. Порука выпил свою кружку залпом и вернулся к еде. Астрар отпила половину, явно наслаждаясь, медленными глотками без перерывов, поставила кружку, и снова занялась едой, но не стремительно, а плавно, не выходя из ритма. Илларион и Гостемил пригубили.

И тогда Ширин тоже пригубила.

Оказалось, что за время отсутствия Гостемила Илларион выпытал у Ширин, как ее зовут, и всех перезнакомил. Слегка стесняясь, Ширин спросила у Астрар, —

– А скажи, Астрар, этот перстень, что у тебя на безымянном пальце, означает что-нибудь, или он просто так, для красоты?

– Для красоты.

– Врет она, Ширин, не слушай ее, – сказал Порука. – Всегда врет, никогда слова правды от нее не услышишь.

– Ты на себя посмотри, – сказала Астрар. – Урод, бездельник. Загубила я жизнюшку свою, с тобою связалась.

Но на столе все ещё имелось многое, до сих пор не попробованное, и Астрар монолог прервала, отрезала себе жирный кусок милеги, и стала его есть, временами глубоко вздыхая от переполняющего ее счастья.

Как-то незаметно Илларион ввел в болтовню свою излюбленную тему – про Самсона и Далилу. Во время проповедей он эту историю старательно обходил, но в быту она часто всплывала – по понятным причинам. Мол, он, Илларион – Самсон, а Маринка, само собой, Далила. Ширин историю знала, а на Поруку и Астрар рассказ произвел шокирующее впечатление, причем симпатии Астрар, в отличие от симпатий Поруки, явно склонялись на сторону Далилы.

– Бедная, – сказала Астрар. – Надо же, в такую переделку заскочить. А жизни у нее с ним все равно не было бы. Он бедовый был, Самсон. Явно бедовый.

– А скажи, Илларион, ты тоже ремесленник, как Порука? – спросила Ширин.

– Нет, я священник.

– Священник?

– Священник, – поспешил объяснить Гостемил, – это человек, заведующий ритуалами в церкви.

– О! – арабское слово чуть не сорвалось с языка Ширин. Она вовремя спохватилась.

– А про Эрика Рауде вы слышали? – спросил Гостемил.

– Нет, – ответил за всех Порука.

Астрар, на всякий случай еще подумав, принялась за опуники в дузе. Илларион промолчал. Ширин вопросительно посмотрела на Гостемила.

– Эрик Рауде когда-то давно провинился перед конунгом, и его объявили ниддингом, – сказал Гостемил.

– Ниддинг – это что? – спросила Ширин.

– Это когда тебя все ненавидят, – чавкая, объяснила Астрар. – Вроде меня.

Илларион улыбнулся, а Порука закатил глаза.

– Ниддинг – человек, которого прогнали. Ниддинга любой имеет право … убить … – сказал Гостемил, – и получить выкуп.

– За убийство? – недоверчиво и с отвращением уточнила Ширин.

– Да. Это обычная практика, везде есть.

– Не везде, – возразила Ширин.

– Долгое время Эрик Рауде был в бегах, – продолжал Гостемил, – но потом раздобыл средства, построил несколько кнеррир, оснастил их, и двинулся на поиск новых земель. Если от Норвегии плыть все время на запад, то будет земля, которую варанги называют – Исландия. Там холодно, но не везде. В некоторых местах из-под земли бьют источники, в которых вода – крутой кипяток.

– Да ну? – поразился Порука.

– На севере об этом все знают.

– Что ж хорошего? – заметила Астрар. – Окромя как арсель себе ошпарить, пользы мало.