Польское Наследство

– Почти. Про меня забывают иногда, и я тоже иногда забываю. И даже не знаю, что нужно сделать для того, чтобы женщина, с которой я знаком с детства, говорила бы со мной откровенно, а не напускала на себя официальный вид. Что я должен сделать, а, Ингегерд? Спасти тебя от разбойников? Принять у тебя роды? Вызволить из беды твою малолетнюю дочь? Э, позволь! Смутно припоминаю, что я, вроде бы, все это произвел! Было это, правда, давно. Вот я и говорю – многое забывается. И на хвест, учрежденный в честь победы над врагом, которой без Гостемила могло бы и не быть, Гостемила даже не приглашают. А всего-то четыре дня прошло.

– Хелье, ты несправедлив к моему мужу. И нарушаешь этикет.

– Этикет?

– Как Гостемил.

– Гостемил нарушил этикет!

– Гостемил явился в терем без приглашения, ввалился в столовую, и разговаривал с моим мужем таким тоном, будто он должник его.

– Разве это не так?

Ингегерд вздохнула.

– Дикие времена кончились, Хелье, – серьезно сказала она. – Держава процветает потому, что князь сегодня больше, чем просто военачальник, удерживающий территории силой. Князь – избранник Божий, и князю Бог дает мудрость, дабы правил он страной, как подобает избраннику. Князя сегодня не только боятся, но и любят. И не только воины, но и простые смерды, и годсейгаре.

– Я ужасно всему этому рад. Ты продолжай, у тебя хорошо получается ораторствовать. Ты, Ингегерд, прирожденный оратор.

– Гостемил публично посягнул на уважение, на…

Он скептически смотрел на нее. Нет, он никогда ничего не поймет, подумала она. Как был мальчишка, так и остался. Надо попытаться.

– Хелье, выслушай меня.

– Нужно ли?

– Да. Князь не тщеславен. Просто каждый день … понимаешь? … каждый день он трудится на благо державы. Не закатывай глаза, а слушай. Люди не замечают больших дел, люди склонны замечать только яркие, но кратковременные вспышки. Все слышали о Крещении, а оно заняло два дня. Все знают о невинно погибшем Глебе, который не успел ничего сделать, ни хорошего, ни плохого, ибо был очень молод. Знают о походе Добрыни на Новгород. О походе Ляшко в Полонию. О походе твоего тезки на Византию. И вот теперь – о том, как Гостемил спас Киев. А ведь сперва нужно было создать такой Киев, который стоило бы спасать. Ведь Киев – это также и Новгород, и Псков, и Чернигов, и Хоммель, и Житомир. В каждом городе церкви, монастыри, школы. В каждом городе – Русское Судопроизводство. Проложены хувудваги, скачут гонцы с вестями. В городах архивы, летописи, в которых записывается все, что происходит. И сегодня никого не удивляет, что Новгород – такая же Русь, как Киев. И все это благодаря одному человеку, моему мужу. Говорю тебе – он не тщеславен. Но чтобы все это сберечь и преумножить, люди должны знать, кто это сделал. Понимаешь?

– Да. Гостемил отвлек народ от поклонения великому цесарю Ярославу. Нужно было указать Гостемилу его место. Что и было сделано.

Да, он никогда не поймет, подумала Ингегерд. Он хороший, неглупый, но он никогда не поймет.

– А завтра?

– Что завтра?

– Завтра муж твой примет меня?

– Завтра у него много дел, Хелье.

Хелье даже слегка побледнел от такой бестактности.

– Что ж, передай мужу … что-нибудь светлое … от меня … – сказал он. – Пусть он трудится на процветание и прокладку хувудвагов.

– Хелье, подожди … Постой!

Поклонившись княгине, Хелье вышел из занималовки.

Заберу Орвокки, подумал он, и уедем мы с нею к Гостемилу в Муром. А то и в Корсунь, там тепло. Где Ляшко? Лучше бы ему не попадаться у меня на пути. Вот и выход из терема, вот и ворота детинца. Ляшко не повстречался. Повезло ему.

Он решил идти в крог, где его ждал Жискар, не прямым путем, а в обход – ему следовало успокоиться. Дом Ламеха на Улице Радения привлек его внимание. Купить, что ли, браслет какой-нибудь, подарить Орвокки? Смешная она … Наверное, обрадуется браслету, будет глазами хлопать, хлоп-хлоп. Ламех наверняка обдерет меня, после нашествия цены подскочили, ну да ладно. Женщин следует баловать. Женщины ответственны за сохранность мироздания. Их не прошибешь. Даже если женщина проявляет интерес к политике, например, и озаботилась вдруг монастырями, школами, и Русским Судопроизводством, то, к примеру, говорит она об этом, говорит, и вдруг замечает какое-нибудь платье на торге, и восхищается, и при этом тон ее становится совершенно искренний – ай, как красиво! И это правильно. Справедливого судопроизводства не было никогда в истории, ничего не меняется, а вот платья иногда бывают милые, смотреть на женщину в красивом платье приятно. Ублажим нашу чудь, купим ей что-нибудь, какое-нибудь украшение.

Он зашел в лавку и некоторое время раздумывал, выбирая, и наконец выбрал браслет, после чего долго торговался с Ламехом. Из всех камней на свете самому Хелье больше всего нравился теперь янтарь. Выйдя из лавки, он прошел до конца улицы, свернул в проулок, и засомневался – другой браслет, тоже янтарный, приглянулся ему не меньше купленного. Ничего плохого – куплю второй тоже. Пусть у нее будут два янтарных браслета.