Полтава

Полковник не ответил. Нападения он ждал на протяжении многих дней. Именно ради этого в спешке и по последнему слову военной техники приказывал подсыпать земляные украшения, усиливая их при помощи камней и брёвен. Уже накануне вражеские разведывательные отряды дважды пробовали приблизиться к крепости, чтобы взять «языков». Правда, шведы дважды и спасались от солдатского огня, оставив на открытом пространстве несколько драгунских трупов, которые даже не смогли подобрать, — значит, имели намерение возвратиться для решительных действий. Полковника утешало то, что разведчики видели на валах только горсть его солдат.

Теперь шведов окутывал густой туман. В долинах да в глубоких оврагах ещё сохранялся холодный спрессованный снег, обглоданный солнечными лучами, а враги приближались как раз с той стороны, где больше всего деревьев, где в землю врезано много оврагов, — оттого и туман. Спешившись в лесу, они прокрадывались садами, в густых зарослях. Некоторые деревья уже начали распускать листья, укрытий — в избытке. Но полковник — опытный воин. Такому достаточно звуков для определения численности войска.

   — Тысячи полторы! — сказал он наконец есаулу.

Тот кивнул головою, оглянулся на город. Город спал.

   — Итак, — размышлял полковник, — разведчики не узнали, сколько здесь защитников, если шведы пришли с незначительными силами.

Полковник не боялся штурма, но и не мог поверить, что шведы настроены на лёгкую победу. Что они до сих пор живут воспоминаниями о Нарве. Сам Келин запомнил холодную далёкую осень, когда солдатские сапоги проваливались в липкую грязь, а над головою бушевала снежная метель. Он тогда был сержантом. Враги тогда тоже подошли скрыто и ударили мощно... С тех пор миновали годы учёбы не на плацах, но в сражениях. Неужели же шведы в самом деле продолжают считать русского человека к войне неспособным? Полковник скрипел зубами.

Чтобы держать врага в неведении, большая часть войска с вечера была отведена на отдых. Обороняться предстояло лишь Тверскому полку, с. которым полковник прибыл в крепость по приказу самого царя. Здесь уже кое-что было сделано под командованием генерала Волконского, заменившего полковника Левенца. Левенец, говорят, не укреплял фортецию. Да и Волконский — кавалерист, плохо разбирался в фортификации. Теперь Полтаве есть чем встретить врага. Имеются пушки, люди... Ещё один полк будет защищать противоположную часть зала. Оттуда, считал полковник, можно ожидать удара в разгаре боя. Одному Богу ведомо, нет ли ещё на подходе значительных вражеских сил.

Что же, на штурм крепостей шведы бросаются стремительно. И после Нарвы полковник не раз отбивал их атаки, а потому полагал главным для себя не предоставлять возможности хотя бы одному атакующему пересечь невидимую линию перед укреплениями, за которой сила атаки удваивается, а то и утраивается. Он верил в выучку своих солдат. Если же последует осада, то в резерве не только третий, вечером отведённый отсюда полк, но и вооружённые полтавские обыватели, которых наберётся несколько тысяч. Обыватели, полковник знал, не спят и сейчас. Он, как и есаул, взглянул на город и острым глазом приметил, что там, в больших и малых строениях, во дворах, на площади перед церковью, сверкают предрассветные огоньки. По улицам снуют быстрые тени. Тревожно, хоть и тихо, перекликаются ночные патрули... Немою спокойною массой высились на валу, за земляными выступами, солдаты. Весенняя ночь была прохладна. Полковник, перебирая пуговицы на кафтане, ощущал под пальцами как бы комочки льда и горбился, как в зимнюю стужу.

   — Главное, — поучал есаула, — не дать им прорваться. Дальше тех вон кустов!

Он по нескольку раз на день обходил валы и намечал ориентиры, за которые не следовало пропускать нападающих.

Полковнику удалось рассчитать всё верно и предусмотрительно. Шведы, выбравшись из леса, построились, ударили в барабаны и бросились вперёд так быстро, что в глазах полковника зарябило. Но в ответ на треск барабанов с вала грохнули пушки, одновременно окутались дымом солдатские шеренги. Фортеция заглушила барабаны наступающих и короткие крики их командиров. Штурм утонул в пушечном громе.

Всё кончилось очень быстро. Кто добежал до вала — того на дне рва уложили меткие пули. Передовые шведы лишь приставили к земляным стенам свежесделанные лестницы. Одну такую лестницу солдаты втащили к себе наверх. И уже замелькали в розовом тумане быстрые синие спины. Никто не взобрался по лестнице на верную смерть. От неё одно спасение — бегство...

   — Ура! Ура! — ожила без команды солдатская масса.

Громко закричали вразнобой казаки, которым что-то весело говорил есаул, отбежавший от полковника Келина.

На дне рва, освещённый отражёнными солнечными лучами, вытянувшись во весь огромный рост и задрав к синему небу мёртвое белое лицо, остался лежать молодцеватый барабанщик. Яркий красный барабан с синими, тоже яркими, флямами, откатился шагов на десять, попал под солнечные лучи, и сверху стало хорошо видно, что он не повреждён. Ловкий казак уже спускался вниз за притягательным трофеем.

   — Подступай! Не укусит!