Полтава

Еды в Полтаве пока хватало. Вокруг площади ввинчивались в небо пахучие дымки. Это кашевары готовили варево, и народ собирался к общему завтраку... А вот с порохом... О военной нужде полтавцев, безусловно, ведали и шведы, старались то использовать. Старый казак, неустанно вжикая по топору камнем, рассказал, не поднимая головы, что от короля полтавскому коменданту привезено уже с десяток писем: сдавайтесь, крепость обязательно будет взята! А тогда спасения не ждите! Ребятишки, стариковы внучата, тоже обмозговывали положение, будто взрослые.

На следующий день Петрусь стал свидетелем того, как полковник Келин читал шведское письмо с высокого воза, поставленного возле низенькой церковной паперти. Сухощавое лицо полковника темнело от гнева, короткий ус нервно подёргивался.

   — Это одно хвастовство, полтавцы! — потрясал он в воздухе смятой бумагой. — Ров засмердел от их трупов... А хотят нас убить — так и мы умеем защищаться! Если бы и ворвались они сюда!

   — В горло вцепимся! — подхватывали люди.

За каждым словом — звон оружия. Одно здесь мнение в каждой хатёнке с белыми стенами, накрытой жёлтой соломой. Только в этом году все строения потемнели от дыма, жёлтая солома почернела, задымлённые, изувеченные сады и огороды выставили к небу острые обглоданные ядрами ветки да колышки — не узнать ничего. Вертели головами старые полтавцы: что осталось от нашей белостенной Полтавы! И каждый раз, не успевал барабанщик, который приносил королевские письма, так и не дождавшись ответа, спрятаться за деревьями, как уже шведы лезли на валы и снова всё вокруг окутывалось пушечным дымом. Так получилось и на этот раз.

Через несколько дней Петрусь уже различал среди защитников знакомые лица. Однако больше радовался, когда слышал Охримов либо Микитин голос, поскольку от присутствия этих упрямцев все люди вокруг становились бодрее.

Во время штурмов Петрусю удалось увидеть вблизи даже шведского короля. Был он в высокой шапке с огромным пером, раскрасневшийся, долговязый, сердито кричал. Длинная шпага грозила упасть на голову каждого, у кого лицо обращено не к крепости. Кажется, он лично ничего не остерегался.

Полтавцы были уверены, что врагу не взять крепости, а всё-таки слухи о нехватке пороха — словно уж в густой удачной ржи — влезет и от его движений качаются вверху колосья, хоть его самого уже не видать! — так и от этих слухов пошли по городу нехорошие волны: доколе сможем отбивать штурмы без пороха? Вон царь, говорят, возвратился к армии, однако не обещает нас вызволить. Говорят, много свежего войска прибыло из Московии, много привезено пороха, ядер, пушек — почему не торопится?

Вроде никто открыто не говорил, что город долго не продержится, и всё же кто-то, без сомнения, нашёптывал подобное. Очищена вроде Полтава от предателей, даже от нерешительных людей, как вот полковник Левенец, да кто-то остался, кого-то сломала продолжительная осада. Как узнать? А узнали...

Царь вскоре прислал полтавцам письмо. Для верности приказал перебросить его в нескольких образцах. Петрусь сам видел, как полые бомбы падали в небольшой овражек сразу за церковью. Тугие свёртки желтоватой бумаги, испещрённой литерами, читали и офицеры, и солдаты, но долее всего и тщательнее — простые полтавские обыватели. Петрусю тоже удалось заглянуть в бумагу — всё правда. Вчерашние гречкосеи, на чьих полях теперь выпасаются вражеские табуны, ремесленники, которые вынуждены отложить дело и взяться за оружие, гендляры, которым перекрыты гендлярские пути, — все гордились тем, что за военные подвиги их похвалил сам царь. Он обещает вскоре освободить город известным ему способом.

Читали письмо на майдане возле церкви Спаса. Читали в который раз и в который раз радовались, смеялись и плакали, уверяя друг друга:

   — Теперь нет сомнения! Выдержим!

Рядом с Петрусем торчал дебелый Охрим. В огромной руке у него ружьё. Напористостью полтавец напоминал погибшего в Веприке Степана: лицо обожжено, губы распухли.

   — Победим! — кричал. — И на Сечи сделаем порядок! Гордиенка повесим! Если бы я там был...

В то же мгновение немолодой человек с отросшей рыжей бородою, с прищуренными глазами пожелал растолковать своё.

   — Люди! — обратил он на себя внимание. — Рано ещё радоваться! Кончится порох — кого умолим смилостивиться над нами? Детки маленькие, женота слабая... За что мучаются? Когда ещё царю удастся подвести войско. А если и подведёт... Шведам только того и нужно. Послушайте ночью, добродии, как гудит земля. Под нами роют не одну нору, вот-вот покажутся. Разве не знаете, что под Полтавой пещеры? Это мы забыли... А ворвутся, так вырежут! Вся Швеция собралась! Да ещё у Мазепы сколько народу.

Несколько молодых казаков вокруг рыжебородого закивали головами, словно подтверждая сказанное, но сами ничего не говорили. Петрусю показалось, что он знает рыжебородого. А к тому уже приступили те, кто поближе:

   — Так что советуешь? Говори!

Приступили так решительно, что человек побледнел. Глаза округлились. Туда-сюда ими — никто не поддерживает. Завершил: