Полтава

   — Попросить не грех, когда наносят Божьи козянки...

   — Не время, — закивали жебраки.

Мацько молча дождался, когда кашевар прищурил перед огнём маленькие глазки:

   — Дед! Слышите? Травою каша пахнет! Мало соли.

Деревянной ложкой, привязанной к красному поясу, зачерпнул кашевар пахучей еды — недосол, попробуйте сами!

Мацько снова хлоп себя по бёдрам:

   — Придётся на пасеку!

Выставив против красного солнца мёртвые глаза, дед шевельнул усохшими ноздрями и разрешил:

   — Пойдём... Там — будто в корчме...

Мацько согласен. Неслухов ватага прогоняет. Трижды целовали все тёмный крест на сморщенной дедовой шее. Один жебрак — не жебрак. Словно единственный зуб во рту — на что годен?

Дед отложил бандуру, отодвинул ногой торбу, сдавил палицу. Мацько, оглянувшись, увидел стройную фигуру. Верны слухи: дед смолоду гостил на Сечи. Мацько тоже разогнул под свиткой спину. Молод, а придавлен неудачами. Родители оставили наследство. Была и невеста, славная девушка, высокая, стройная... Мало того, что пробрался в «молодчики», то есть в подмастерья кузнечного цеха в своём городе, и в мастера собирался, в «братчики», — так и землй возле города обрабатывал кусок. Все в ватаге мечтают о хлеборобстве, да разве усидят они на земле?

Втроём пошли к пасеке: Мацько, Мишко, а позади — дед...

Вечером огней прибавилось. Спускались в леваду новые жебрацкие ватаги, остановились чумацкие валки.

К пьянящим запахам вишнёвого цвета присоединялись острые запахи дёгтя и рыбы. Чумаки выдернули из ярем занозы и пустили волов на пастбище. Развели огни. Что ж, место Богом предназначено для отдыха. Лесок, над речкой кручи. И до Днепра недалеко. Прохлада. Только воды в криничке мало.

Жебраки насытились вкусной кашей. Слепой ватажок припомнил:

   — А я ещё при Хмеле воевал в этих местах...

Не одни жебраки обсели старика. И от других костров перебежали:

   — Ого! Ну рассказывайте, дед Петро!

   — Богдан нас к Руси затем присоединил, чтобы беспечно нам жить? Да?

У деда в голове вихрь воспоминаний:

   — Был у меня отчаянный товарищ... Богдана мы видели, как вот вас! Посмотришь на него, красного, сабля в руке, булава за поясом, — сто смертей не страшны! Сам видел, как рубил он врагов.

Интересно слушать. Да кем-то брошено задиристое слово о нынешнем гетмане: не заботится о Богдановых статьях-условиях!

Покривилось лицо деда Петра:

   — Сравнили...

Такое услыхали люди, что — смех! И правда.

   — Он болен и стар! — нашлись защитники. — А тоже лыцарь! И болеет за Украину. Он такие песни о нашем горе сочинил.

Дед не согласен:

   — Не тем воевал!

Снова смех.

А старый человек словно из книги вычитывает:

   — При самом ляшском короле вырос Мазепа! С малых лет был охотник до молодиц и девчат. Снюхался с одной шляхтянкой да так подъехал: давай, мол, твоего мужа прикончим, выйдешь замуж за меня, польским паном стану... Околдовал молодицу. А слуги подслушали и доложили пану. С отрезанными полами удрал прелюбодей в гетманщину... А тут хитростью взял булаву. И не так он народ любит, как славу о себе распускает.

Желтоголовый Мацько ловко переломил бровь и упрекнул ватажка:

   — Расскажите, вашмосць, что мы сегодня на пасеке слыхали!

Люди наставили уши. Может, об антихристе, который ведёт на царя неисчислимое войско? Говорят, молодой, а никому его не одолеть, потому что знается с нечистой силой. Колдунов с собой везёт. Царь отводит своих вояк подальше... На пасеке новости знают...

Нетерпеливые начали подзадоривать самого Мацька:

   — Так и ты молчишь! Пчёлы мёду дали?

   — Его самого на кол посадят! Вот! — не сдержался Мацько.

   — Кого?

   — Кого?

Люди с оглядкой друг на друга. Может, кто старшиной подсажен? Но смелые затеребили Мацька:

   — Говори!

   — Скоро вся Украина узнает! — петушился Мацько, видя, что дед не торопится. — Не будет его! Он хочет нас ляхам продать!

   — Тише! — набросились на товарища жебраки. — Не слушайте, люди! У него не все дома! С торбой по миру идти — не нужен ум!

Дед Петро не присоединялся к осторожным.

   — Говори уж, Мацько, говори...

Мацько начистоту:

   — Гетманом станет Кочубей! О! Царь забрал его в Москву! А Мазепе голову срубит! О! Так на пасеке рассказывал казак...

Новость ошеломила. Мацьку и не поверили бы, так слепой подтвердил.

Беспалый жебрак сморщился, упрятываясь в ветхую свитку:

   — Не впервые... Но Мазепу пули не берут. Сзади стрелять — сквозь тело проходят, а спереди — отскакивают и в тебя метят...

Дед Петро не сдавался:

   — Такого не было, чтобы генеральный судья писал доносы!

   — Правда! — ахнули люди. — Генеральный умеет! Голова учена.

   — А сколько Мазепиного золота в земле!

Даже тем, кто считал, что гетман удерёт в Польшу, заткнули рты:

   — А москали? Зачем поставлены? Они и в поход за ним!

Отыскались возле костров такие, которые давно знали новость. Теперь добавляли от себя — получалось весомо.

Короткая весенняя ночь поднялась над миром до самих звёзд.

Дед Петро, спокойно поглаживая чубчик малому Мишку, уснувшему у него на коленях, говорил:

   — Царь правду любит... Теперь полегчает...

Над левадой, в запахе вишнёвого цвета, перемешанного с запахом рыбы, дёгтя, носилось множество звуков. Уже набралось без счёта людей из ближних хуторов.