Полтергейст

У меня из головы не шли слова Кары о том, что Селия в последнее время стала жестокой. Может, группа странным образом создала собственного даппи — не простой полтергейст, дружелюбный и игривый, как Филипп, а злокозненное привидение? Терри сказал, им дали разрешение. Им сообщили, что у них есть власть, и, возможно, по какой-то причине обиды и дурные черты участников проявились в их призраке. Я почти себя убедила — ведь очевидно, что люди чаще руководствуются злобой и завистью, чем состраданием и добрыми чувствами (в конце концов, всегда найдутся такие, кто готов выколоть себе глаз при условии, что сосед ослепнет на оба), — и тем не менее рано было делать какие-то выводы. Я понимала, что сперва нужно закончить расследование. Я не хотела поступать как Такман: заранее принимать решение, не изучив все улики.

Пришлось немного отвлечься, чтобы не проехать поворот к дому. Закрыв за собой дверь квартиры, я возобновила ход размышлений.

Мне не нравилось, что мое расследование идет параллельно с делом об убийстве. Наверное, Солис тоже был не в восторге от моего присутствия. Случайные обрывки разговоров подталкивали меня к поиску убийцы куда верней, чем если бы я специально этим занималась. Меня раздражали эти разрозненные крупицы информации, из которых ничего нельзя было слепить. Хотела бы я передать все данные Солису и объявить дело закрытым. Я спросила себя, не рассказать ли ему о броши. Брошь принадлежала Каре, а та сама призналась, что оставила ее у Марка в день, когда его убили. Значит, Кара и есть та загадочная незнакомка, побывавшая в постели Марка, хотя она и не сказала об этом напрямую, и Солис наверняка захочет об этом узнать. Разумеется, он узнает о броши, допросив членов группы — кто-нибудь да проболтается о столь поразительном событии, — но я гадала, не сообщить ли пораньше. Возможно, тогда он наконец арестует преступника, и мне не придется больше ломать голову над этим делом.

Проблема заключалась в том, что я собственными глазами видела, как брошь появилась из воздуха, а это значило, что Селия брала ее с собой во Мглу. Взяла ли она брошь из квартиры Марка или из другого места? В голове крутилась тревожная мысль: если призрак настолько злобен, что может порезать человека брошью, и настолько силен, что заставляет стол пуститься вскачь по комнате и угрожает людям, он вполне способен и на вещи похуже. Я должна была выяснить, причастен ли призрак к смерти Марка.

Я понимала, что от Селии я вряд ли добьюсь ответов, а альтернатива меня не устраивала. Нет ничего хуже, чем просить вампиров об одолжении, пусть даже одолжение ответное. Я не испытывала ни малейшего желания связываться с их компашкой, если можно было обойтись без них, но в данном случае все шло к тому, что надо идти за помощью к Карлосу… Если я собиралась выяснить, каким образом Селия причастна к гибели Марка.

Сегодня я была в состоянии иметь дело разве что со стаканчиком йогурта. Голова никак не проходила, и я желала лишь одного: лечь и немного отдохнуть. Я покормила хорька и, заглотив побольше аспирина и запив его парой литров воды, устроилась на диване, глядя, как Хаос разрушает книжную полку, пока нас обеих не сморил сон.

Глава семнадцатая

К утру понедельника головная боль немного утихла, хотя проснулась я совершенно разбитой. Я тут же пожалела, что не напилась вчера — по крайней мере было бы не так обидно. Во время утренней пробежки я почему-то все время бежала в гору, а воздух казался густым и неприятным. Хаос, не желавшая, чтобы ее водворяли обратно в клетку, порадовала меня проявлением ярости, какую обычно можно увидеть только в дурацких японских мультфильмах, так что из дома я выходила, посмеиваясь.

Я подождала в канцелярии факультета психологии ТСУ, когда Дениз Франциско появится на работе. Она мельком взглянула на меня, а затем нырнула за стол, с глухим стуком швырнув на пол большую черную матерчатую сумку.

Она старалась не встречаться со мной взглядом.

— Така еще нет, — сказала Дениз. Она схватила со стола пузатую синюю кофейную кружку, куда поместился бы целый морж, и направилась к двери. Я последовала за ней.

— Я насмотрелась на доктора Такмана, спасибо, — сказала я. — Я пришла поговорить с вами.

Дениз опять была в своем стиле: короткая пышная юбка на пухлых бедрах, сверху — несколько чересчур облегающих топов, надетые один на другой под черной джинсовой курткой. Если бы не вишневого цвета мартинсы, она бы бежала вприпрыжку, но в высоких тяжеленных ботинках особо не побегаешь. Дениз юркнула в одну из дверей, как выяснилось, ведущую на кухню. Она схватила кофейник с подставки. В кружке захлюпала черная переваренная гуща, и Дениз громко и смачно выругалась.

— Тринадцать паралитиков и лесной огурец кобыле в зад! Какой олень выдул весь кофе?! Чтоб ему ежика против шерсти родить! Люди, вы отстой, слышите меня?! Отстой, О-Т-С-Т-О-Й! Не слипнется, а? Клизму бы вам от жадности, да побольше! У вонючего бомжа последнюю жеваную морковку отнимут!

Из глубины лабиринта кабинетов донесся чей-то голос: