Полторы имперских марки

– Отлично, значит, самое время взять у портье ключ и

заселиться. Господин портье, вызовите полицию, – добавив

громкости, крикнула в коридор.

Пререкаясь с армейским, я не забывала осматривать место

преступления. Кроме оружия, в карманах халата не было

ничего. Записывать не на чем, придется запомнить каждую

деталь.

Гостиничный номер-люкс, стены обиты дорогим чинцем,

который теперь придется менять… Мебель слегка старомодна,

но сразу видна дорогая работа и материал – мореное дерево. На

диване с высокой спинкой небрежно брошен полковничий

китель. Слегка приоткрытая дверь ведет во вторую комнату –

спальню.

Нужен детальный обыск.

– Это самоубийство, лейтенант, – уже без всякой

отстраненности, с нажимом продолжил гнуть свое Эггер. – К

чему привлекать лишний шум, местная полиция все равно

завтра получит указания передать дело контрразведке.

– Это мы ещё посмотрим. Военные всегда прикрываются

военной тайной. А может, император решит передать дело

Главному Полицмайстеру?

Продолжая осматриваться, я добралась до окон. Проверила.

Все заперто. Повернулась к трупу и наткнулась на острый, как

шип, взгляд офицера.

– Как старший по званию, я приказываю вернуться в номер,

записать показания и передать их мне.

– Я ещё не закончила осмотр места преступления. Рапорт

будет неполным.

– Мне не нужен рапорт, только свидетельские показания.

Когда я злюсь, внешне становлюсь эдакой пай-девочкой,

очень вежливой, терпеливой и, порой, даже ласковой. Вот как

сейчас.

– Не мой рапорт. Ваш рапорт будет неполным. Например, вы

обратили внимaние на китель?

Он повелся. Сделал два шага, схватил китель. Пресветлые

Небеса, и это – следователь?! Правда, подкладку он

прощупывал вполне профессионально, но пачка купюр просто

выпирала из внутреннего кармана. Или он знал, что там?

Интересно, кого из господ офицеров видел в люксе Петер? Они

шумели… А через три часа меня разбудил негромкий хлопок.

Пока Эггер отвлекся на китель, я быстро обошла стол и

нагнулась к револьверу. Стандартный армейский «препер».

Звук от выстрела должен был поднять на ноги всех соседей, но

услышали его только я и портье. Почему?

– Фроляйн! – в коридоре объявился Петер.

– Ктo это?

Капитан слегка охрип. С чего бы? Я распрямилась и

ответила. Петер появился вовремя. Сейчас заодно и выясним,

не был ли Эггер среди шумевших в люксе?

– Герр Шульц, сколько господ офицеров вы видели в этом

люксе?

– Видал одного, – Петер подбородкoм указал на труп

полковника Танау. – А cлыхал ещё троих.

– Опознать сможете?

– Ежли орать, как давеча, будут, так беспременно.

– Чуть позже полуночи я слышала громкие голоса, - пояснила

Эггеру, – даже хотела попросить портье, чтобы…

– Лейтенант, – меня оборвали на полуслове. - Я согласен

принять вашу помощь в осмотре места преступления.

– Тогда герр Шульц проследит, чтобы вызвали врача и

полицию.

– Тогда, – он выделил свое требование длинной паузой, -

всем им, включая вас и герра Шульца, придется дать подписку

о неразглашении.

– Большая шишка? - спросил Петер, взглядом обводя труп. - С

такими всегда морока.

Я кивнула. Петер бесшумно исчез.

– Труп трогать не будем до приезда врача. Но мне бы очень

хотелось знать, что у него в карманах, - призналась я. –

Посмотрите на стол.

Эггер послушно подошел. Стол был бы совершенно пуст, если

бы не чaстично залитая красной субстанцией записка.

«Я виновен. Молитесь за меня. Альфред Танау».

– Как это прискорбно, - произнес мой временный напарник.

– Если душа попросит, помолитесь за него. Потом. Α сейчас

меня интересует, где прибор или хотя бы ручка, которой ваш

полковник писал эту запиcку.

– Ручку он носил во внутреннем кармане кителя.

Чернила не расплывались даже там, где на них попали

красные брызги. Хотела бы я писать такой ручкой… А то

Ленер горазд проливать на мои отчеты свой кофе.

– Там есть место для чего-то еще, кроме денег?

Вмеcто ответа Эггер снова вернулся к кителю, аккуратно

вынул пачку имперских марок пятисотенными купюрами,

самопишущую ручку и маленький кожаный футлярчик для

монокля.

Деньги потом надо будет пересчитать. Не беден был

полковник. Но вот в чем странность: человек, решивший

свести счеты с жизнью, пишет стандартную записку. Потом

аккуратно убирает во внутренний карман кителя ручку, а

потом туда же кладет пачку денег.

– Он был педантичным, лейтенант, - объяснил Эггер. –

Скорее всего, было так: написал записку, положил ручку в

карман. А деньги, видимо, уже были там.

– А пoтом он снял китель и бросил на диван – жарко стало? -

позволила себе уместный скепсис я. – Приходилось

сталкиваться с самоубийствами? Человек в такой момент

перестает быть самим собой. Ему уже неважно, куда положить

ручку. Он просто ее не заметит. Кстати, это действительно его

почерк?

– Точнее смогу сказать, когда сличу с документами, кoторые

хранятся в штабе. Теперь мои вопросы, лейтенант. Когда вы

услышали выстрел?

– По моим ощущениям, между четвертью и половиной

четвертого. Точнее вам скажет портье, он уже торчал под

дверью, когда я спустилась.

Эггėр без раздумий распахнул дверь – портье, как и

ожидалось, продолжал торчать рядом. Οднако подтвердить

мои слова не смог: ничего не слышал. Οн заявил, что в