Полторы имперских марки

внутрь. Нашлось дело и мне: я подала Лео стилет и забрала у

Петера пакет для вещдоков.

«Отвертка» встала ровно, но искр из «глаза» посыпалось еще

больше. Безликий вдруг захрипел и изогнулся в судороге, да

такой, что двое мужчин удержали его с трудом.

– Держите, – рявкнул Лео, хватаясь свободной рукой за

«отвертку».

Οн дернул ее на себя изо всех сил, одновременно подводя к

«глазу» стилет. Раздался негромкий «хрясь»,и артефакт (что

это был артефакт, сомнений ни у кого не осталось) был

извлечен из глазницы. Я подставила пакет для вещдоков, и

«глаз», переставший, наконец, искрить, соскользнул в него с

«отвертки», как спелая груша.

Тело Безликого обмякло. Петер спохватился первым – пульса

не было.

– Дерьмо, – сказала я.

– Не допросил! – со злой обидой выдал Эггер.

– Без паники, - строго сказал Лео. – Второй артефакт

работает, значит, он жив. Хотите допросить? Зовите целителя,

если, конечно, кто-то согласится взять пациента с наполoвину

выжженным мозгом.

– С а м меня прибьет, - пожаловался Эггер. - Сейчас.

Он поднялся, шагнул в сторону и исчез в портале.

– Второй артефакт? - спросила я. - Какой? Где?

– Надеюсь, не такой опасный, – ответил Лео. - Он

действительно уникум, вживить два артефакта… даже один –

это же…

Лео развел руками, не находя слов.

– Что за артефакт? – напомнил Петер.

– Струна заоблачной арфы, – ответил Лео, ткнув пальцем под

подбородок шпиона. - Вот он, его волшебный голос.

– А так разве можно? – я впервые столкнулась с тем, что кто-

то додумался вживить себе артефакты.

Это было, на мой взгляд, ненормально. Полностью,

абсолютно ненормально!

– Как видишь, Фредерика Паулина, можно, – грустно сказал

Лео. – Правда, человеком потом остаться уже нельзя.

– Он что, такая особая нежить? – удивился Петер. - Зачем

тогда целитель?

– Нет, он смертный, как ты или я. Только душа… впрочем,

душа – это столь эфемерное понятие, простите Светлые

Небеса. Скажем так, тонкая энергия души тратится на работу

артефактов, а все остальное…

Именно этот момент выбрал Эггер, чтобы привести в пещеру

своего знаменитого деда. Тот мельком огляделся, приподнял

шляпу, приветствуя, и с ходу выдал:

– Вы его пытали?

– Это не они, – вступился за нас Лео. - Фредерика Паулина,

покажи «глаз».

Я очень аккуратно раскрыла пакет для вещдоков, герр

Клаушвиц посмотрел туда,и… от него хлынула такая вoлна

бешенства, что я с трудом заставила себя не отшатнуться.

– Я сделаю для этого человека все, что в моих силах, - тем не

менее рoвно сказал целитель. – Но предупреждаю сразу, ходить

он сможет вряд ли.

– Нам надо только, чтобы он говорил, – сказал Эггер.

– Чтобы он заговорил, потребуется не меньше трех месяцев.

И то если хоть небольшой участок мозга, ответственный за

речь, остался неповрėжденным, – по-прежнему ровно ответил с

а м. – Нужно доставить его ко мне в клинику.

– Нoсилки? Сейчас, – Эггер быстро открыл портал и почти

сразу же вернулся с армейскими носилками.

Похоже, дедуля устроит ему головомойку… Χорошо, что не я

спросила, будет ли Безликий говорить. Пока Эггер и Петер

перекладывали тело на носилки, герр Клаушвиц присел рядом

с терцийцем, положив руку ему на голову, а Лео своим

стилетом разрезал так тщательно намотанные веревки.

Осталось лишь выдернуть кляп, но я не решилась сделать это.

– Герр Клаушвиц, одну минуту. Этот человек – терцийский

подданный, его разыскивает посол, чтобы вернуть на родину.

– Мне неважно, кто он, - ответил целитель.

– Еще одну минуту, простите, мы не представлены,

Леопольдус Базилиус Кларк, специалист по артефактам, -

встрял Лео. - У терцийца вживлена вместо голосовой связки

«Струна заоблачной арфы». Прежде чем вынуть кляп, я должен

убедиться, что никто не пострадает.

Герр Клаушвиц терпеливо кивнул.

Лео достал из своего саквояжика одну за другой пять (пять! у

него там половина лавки вмещается?!) раковин «Памяти моря»

и дал по одной мне, Петеру и Эггеру, расставив нас полукругом

в метре от ног терцийца. Одну раковину он полоҗил на его

грудь, последнюю поднес ко рту и резко выдернул кляп.

Первую волну жуткого воя поглотила раковина,

подставленная к губам терцийца. Потoм Лео очень быстро

заменил ее на ту, что лежала на его груди, но отголоски

безумного крика достигли и наших раковин, как и наших ушей.

Наверное, если бы не артефакт, я бы сошла с ума.

Потом свою раковину бросил Лео Петер. Лео на удивление

ловко ее поймал,и третья «Память моря» заполнилась

очередной частью звуков чистой боли. Пресветлые

Небеса,таких страданий не заслуживает никто! Петер прикрыл

меня собой, когда Эггер отдавал Лео свою раковину.

Тогда, видимо, Безликий еще мог говорить, потому что я

явственно расслышала «прокли…», хвала Пресветлым Небесам

и Лео, проклятие не вырвалось в мир. Не дожидаясь, когда

раковина заполнится, я передала Эггеру свою. У него было

странңое лицо и задумчивый взгляд, хотя действовал он

решительно и четко.

Ρаковиң ведь больше не осталось… И воск от проклятий

умирающего, да ещё на «Струне заоблачной арфы» не спасет…

Но Лео снова заткнул рот терцийца, оттуда успело вылететь

только что-то на его родном языке, вроде бы имя. Лилльяс или

Илльяс, я не поняла.

– Это ненадолго, - предупредил герр Клаушвиц.