Лелька натужно медленно поднялась и стояла вровень с ним, глаза в глаза. Он по-прежнему не снимал руки с ее плеча. И тайны этого мира вливались в нее -- без усилий и без вопросов.
Она уже откуда-то знала, что мысленное поле всех людей образует странные завихрения -- те самые лагуны, которые привиделись ей по дороге... А завихрения рождают миры, не существующие в нашем времени и нашем измерении, но вполне реальные для тех, кто в них проник. И потому здесь мысль разомкнута, размыта -- и поделена на всех.
Немногие стремятся в безвременье.
Только психически отверженные человечеством. Или психически ущербные, каким так несчастливо оказался он, Коля Извари.
Из тех, кто стремится, не доходит и третья часть.
Потому что проход в поле открывается лишь на короткий миг.
Миг по земному времени.
И вечность для тех, кто хочет вечности.
Так здесь оказалась женщина, до того любившая собственную красоту, что, увидав на лице первую морщину, впала в прострацию и сомнамбулой прошагала сюда сотни километров.
"Зато теперь не состарюсь. -- Красавица кокетливо улыбнулась. И остановленная красота ее выглядела безжизненнее мраморной. -- Пусть звездами сыплется кровь человечья. Нам это ничем не грозит".
Так сюда попал честный священник, у которого наука отобрала веру в бога и ничем не заместила его в его сердце.
"Если не считать самой науки, до которой, отроковица, на Земле еще не доросли!" -- хохотнул сочный баритон.
И старуха-ясновидица из секты хлыстов притащилась сюда, усмотрев спасение в этом сером полусолнечном мире.
"Тебя не спросилась!" -- прошамкала бабка-синюшница.
И три брата-кровопийцы,ужасно разочарованных тем, что и здесь энергия их личных излучений растворилась в едином поле...
И еще разные другие, кто свел когда-то счеты с жизнью и увяз на века в сиреневом тумане.
В том числе -- и он, Николай Изварин, единственный доброволец на этом вечном пиру убогих. Неумирающая тяга большого мира держит его в ином биологическом ритме. Он оказался здесь чужим. Но зато может связать мысли воедино, может соображать.
Лелька положила ему ладонь на сгиб локтя:
-- Пойдем домой, Колюшка! Тебе здесь нечего делать, тебе здесь не место. Там хорошо...
-- Ты хочешь, чтоб я снова потерял себя?
-- Мать переживает. И сестренки тоже... Говорят, у Куликовых теленок родился с одним крошечным рогом. А в колхоз новый трактор пришел. Таких при тебе не было. А у Маруси Зимаревой маленький сын. А самой уже тридцать девять...
Кто это -- Маруся? А, Зимарева... Странно, что ее здесь помнят. Она на три года младше. Ей теперь тридцать девять... А ему все еще двадцать четыре...
Колины пальцы изо всех сил вцепились в Лелькино плечо. Но тут у Лельки не было тела.
-- Странно, у тебя мамин голос. Расскажи о ней, -- попросил Коля.
Лелька напряглась. И это получилось привычно, без труда. Просмотрела вечер за вечером в хате Извариных. Наткнулась на пустоты памяти. Свела брови:
-- Ничего не понимаю: это ж только вчера и позавчера было. Не могла я забыть!
-- Постой, Леля. Это мы тут перестарались. Сейчас вернем. А ну-ка, дистрофики, поднатужьтесь!
Алчный вой оторвал Лельку от Колюшкиных глаз. Увечные призраки оплакивали ускользающую добычу.
-- Девушка попала случайно, -- объяснял Коля. -- Она не в резонансе. У нее нет иммунитета...
-- Раньше надо было думать. Отсюда не возвращаются!
-- Поле иссякает. Который год на урезанном пайке!
-- Такую цыпу упустить! Совсем, что ли, рассудок расщепился?
-- Да к нам после твоего прихода никто не заглядывает... Уж не ты ли отвращаешь?
.-- Слиняйте, инвалиды умственного труда! Я сказал -- вы меня знаете! А ну, тряхнем извилинами!
И в Лелькину голову задом наперед полезли мысли о Динке.
Тетка Изварина.
Мама.
Ада с "бабеттой".
Зеленая юбка из тафты.
Штымп, хихикающий от щекотки.
Леля посмотрела на Колюшку и едва узнала. Завязанной в узел волей он собирал растекающуюся Лелькину личность и по квантушке вгонял в нее отнятое, тратясь всем своим гримасничающим, ссыхающим и в считанные мгновения выцветающим лицом.
-- Коля! Колюшка! Что с тобой? -- испугалась Леля.
-- Это как наркотик, Лелька. Беги отсюда, живей!
-- Брось, бежим вместе. Домой, понимаешь? Домой, мать ревет... И Динка...
Она наклонилась, снизу вверх заглянула в его глаза.
-- Молчи, Лелька, не бередь душу! Здесь я все помню. А там снова мысли рассыплются, стану идиотом. Я не могу идиотом. Беги!
Он попытался поглубже упрятать страх: то, что он собирался сделать, отнимало надежду когда-нибудь выбраться самому. Но в этом мире было невозможно спрятаться.
-- Я не уйду без тебя! -- быстро сказала Лелька.
-- Молчи, дуреха! -- Коля стиснул ей плечи. Вдруг сухо и коротко поцеловал в губы (сквозь нарастающий в мыслях белый шум Лелька ощутила, как в лихорадочном блеске расширились зрачки нестареющей красавицы), поднял на руки, ступил два шага словно по воздуху и куда-то мощно швырнул...
"Сиреневый туман над нами проплывает, -- стучало в висках, -- Над тамбуром горит полночная звезда..."