Кто белый, кто заикается, кто штаны намочил… по сорок пятому разу. Страшно это! Крысы из нор вышли и на людей кидаются!
Храм?!
Да кто туда ходил?! Вот заняться ему нечем, дел мало! Тьфу!
С тем Иннис и отправляется домой, чтобы встретить там Линтора.
Начальник городской стражи бледен до синевы, у него ощутимо подрагивают руки и дрожит голос.
— Иннис… графиня…
— Иннис. Вам ведь не до церемоний?
— Именно. Иннис, а где Алекс? Ваш кузен?
— Он уехал вчера. Вечером.
— Как?!
— Ну да. Ему пришло письмо из Теварра, он должен съездить на родину — и вернуться. А что?
— Он мне нужен. А надолго он…?
— Я сейчас посмотрю в письме. Если Алекс его не сжег, конечно.
Не сжег.
Не для того Алекс его честно подделывал, чтобы сжечь. Конверт лежит честь честью на тумбе в его комнате — и сообщаются там грустные известия. Пишет Алексу управляющий о том, что его старшего брата прикончили на дуэли. Отец слег, а потому надобно бы господину де Бельенту вернуться на родину и титул принять. Да стервятников разогнать, а то послетались…
Линтор читает, сжимая кулаки, а Иннис смотрит — и еще раз благодарит Алекса. Он все предусмотрел, этот демон. Все.
Даже визит начальника стражи. Даже людей, которые будут сопровождать ее в Андаго, даже их.
Алекс, ну как же я без тебя…?
Долгие годы, долгие дни и часы, когда ты смотришь на дверь, а в нее никто не входит. Ты думаешь о нем, а его все нет и нет.
Ты мечтаешь увидеть, хотя бы на миг, дотронуться — но его нет рядом.
И никогда не будет.
Слезы хлынули потоком.
— Госпожа Иннис!
Линтор подскакивает, принимается утешать девушку, а слезы все льются и льются. И нет ей дела ни до Храма, ни до начальника стражи…
Ох, Алекс…
Вернись, пожалуйста…
Я же тебя… люблю… демон паразитский!
Просыпаюсь я поздно. Потягиваюсь, зеваю…
События всплывают из памяти постепенно. Ну да… вчера ночью я призвал Крысиного короля. Что теперь будет?
Спросите лучше — кого не будет.
А за завтраком трактирщик выкладывает мне, что в городе творится ужас!
Даже не так.
УЖАС!
Чистый и беспримесный!
Крысы, словно с ума сошли, набрасываются на людей, рвут в клочья, остановить их ничем не получается — поди, останови — КРЫС!
Стража сбилась с ног, кое‑как им удалось отбить у крыс нескольких нищих и пару храмовников… да!
Служителей они рвут на части с особым остервенением! Не иначе — прогневали те Светлого, вот и ниспослал он напасти…
Ох — ох, что ж это будет‑то?! Раньше хоть в Храм можно было бечь, коли что, а теперь‑то куды? Когда Храм вот так вот…
Пожимаю плечами.
— Да быть не может, чтобы всех разорвали. Кто‑то да спасся бы! Уверен!
— Приятно видеть, что ты так веришь в дело храма, дитя света.
Не понял? Разворачиваюсь — и утыкаюсь взглядом в бродячего храмовника. Явно бродячего. Простые сапоги, явно прошедшие не одну сотню дорог, грубая ряса, котомка у ног, а еще — лицо.
Честное, спокойное… с таким лицом в главном Храме не служат. Там не любят истинно верующих.
— Мое имя Шимарис. А ты?
— Алекс, — пожимаю я плечами, — позавтракаете со мной, светлый?
Служитель улыбается.
— Я буду рад разделить твою трапезу, сын света, поскольку денег у меня не так много, а кушать хочется всем — даже тем, кто посвятил себя служению.
Улыбка у него теплая, добрая — и я невольно прощупываю его.
Опа?!
Да мы магией жизни балуемся? Да, светлый? Кстати, вопреки многим книжкам, я себя вполне неплохо чувствую в его присутствии. Пусть у него магия жизни, у меня магия смерти — и что же? Мы противоположны, как две стороны одной монеты. День и ночь, орел и решка, одно не существует без другого — вот и все. Долго ли проживет монета, если две ее стороны будут отталкиваться друг от друга?
— Завтрак на двоих, — распоряжаюсь я. — Мяса, овощей… вина не надо, что у вас еще есть?
— Ягодный взвар.
— Вот его и несите.
Трактирщик кивает и уходит. Я пристально смотрю на храмовника. А ведь верующий. Искренне и истинно, настолько, что его даже Крысиный Король тронуть не осмелился. Такие встречаются редко.
— Не боитесь ходить один, по дорогам? Говорят, вот, про крыс…
— Если они заберут мою жизнь — стало быть, так угодно Сияющему. Но пока… молитва — она одолеет любую нечисть.
Ну, не любую… но для Крысиного Короля твоей веры с избытком хватит. Сильно подозреваю, что и на Аргадона бы хватило. Молитва? Да чего она стоит без искренней веры? Набор бессмысленных слов, и только‑то.
Храмовник вглядывается в меня, а глаза у него прозрачно — голубые, совсем как небо в ясную погоду. Чистые — чистые. И очень теплые.
— Тебя что‑то гнетет, дитя Света?
— Да, — решаюсь я. — У меня тяжко на душе…
— Расскажи о своей беде, и может быть, я сумею помочь тебе. Ибо ноша, на двоих разделенная…
— Вряд ли. Из‑за меня пролилось много крови — и прольется еще больше.
— И это нельзя остановить?
— Боюсь, что нет. Если я оставлю все, как есть — и не запачкаю рук, то многим людям будет плохо.
Еще бы.
Дариола, что ли, с ее менестрелем править будут? Второй Абигейли Раденор точно не выдержит! Развалится, а где распад — там война, там голод, болезни, смерти…
— Не много ли ответственности ты берешь на себя, дитя Света?
— я бы и не брал. Взвалилось как‑то….