Полуденная буря

Но даже несмотря на бедственное положение феанни, бурчал кое-кто из арданов, вот тюкнуть бы топором в висок остроухую сволочь, крапивное семя, и – в скважину ее, да грязью забросать. Пришлось обронить невзначай, что Сотник родом из пригорян и очень не любит, когда его спутников, вольных или невольных, обижают. Мужики побурчали, косясь на мечи Мак Кехты – все решили, что это Глана, – и замолкли.

Он ничего не сказал, но оружие себе взять даже на время наотрез отказался. Упражнялся по вечерам с дротиком, который неизвестно как в лесу добыл.

Гелка сразу потребовала к котлу ее приставить. Сказала, эти мужчины, дай им волю, уморят друг друга бурдой всякой. Кто бы возражал! Вот и куховарила она. Да так всем понравилось, что у некоторых арданов аж щеки круглеть начали. А кроме поварских дел, ухаживала она за беспомощной Мак Кехтой, как за грудным младенцем. Я кое-каких травок насобирал – дягиля и девясила. Вместе с сушеной малиной, запас которой у нас еще не вышел, они жар феанни утихомирили. Чистотела не оказалось, но я еще с Аен Махи пучок листьев будры прихватил. Сердечком листики, а с краю будто мышь обгрызла, волнистые. Я их нарезал мелко и закипятил. Очень неплохое средство оказалось против волдырей – зуд унимает, а где кожа лопнула, там ранка быстрее заживает.

А свободное от лечения Мак Кехты время я с Ойхоном проводил. Он рудознатец ничего, толковый, но только под землей никогда не был, тонкостей горного дела не знал. А потому вопросов у него ко мне, восемь лет в рассечке кайлом отмахавшему, уйма накопилась.

Так и провели почти седмицу.

Феанни уже выздоравливать начала. Сидела на постели из елового лапника, что мы в шалаше ей соорудили, пробовала ходить.

И вот вечером у костра, после ужина, арданы начали вспоминать житье-бытье до похода в Лесогорье. Один из мужиков, Рагд вроде бы, похвалился, что ходил с Экхардом в долину Звонкой против остроушьих замков воевать:

– Ух, и жаркое дело было! Еще Мак Дрейна мы с налету взяли, а вот Мак Кехтин замок... Ох, и дрались остроухие!

Я опасливо покосился в сторону шалаша, где феанни. Не слышит ли? С нее станется вскочить и за оружие схватиться.

– Что ты головой вертишь, – оскалил прокуренные зубы второй ардан, Брул. Ойхон часто хвалил его за то, как ловко управляется этот кряжистый мужик с качелькой, не абы как раскачивался, а ритм строгий держал. – Думаешь, твоя ведьма порченая услышит? Так мы ее не боимся. Так и знай.

– Не таких, как она, заставляли кровушкой умыться, – поддержал приятеля Рагд.

– Соображаешь, что городишь? – осадил его первый помощник Ойхона, Дирек по кличке Жучок, румяный, улыбчивый, с оберегом от бэньши на шее. Эх, брат-ардан, повстречал бы ты бэньши, как мы, помог бы амулетик твой? – Это ж баба. Остроухая, а все ж баба. С кем воевать собрался?

– Да ладно тебе, – отмахнулся от Жучка Рагд. – Тоже мне, защитник выискался.

Третий работяга, чьего имени я так и не запомнил, мрачно кивнул, буркнув что-то под нос.

Дирек горько вздохнул и отвернулся.

– Знаешь, что у нас в войске с такими защитничками делали? – не унялся Рагд. – Капитан Эван так говорил...

– Кто?!

– Капитан Эван. Он в последнюю войну капитаном конных егерей был. Ох и рубака!

Знаю.

Я не увидел в темноте, а скорее почувствовал, как напрягся Сотник.

– Никому спуску не давал. Говорил, остроуший подпевала – хуже остроухого. Потому как второго по ушам да по глазам косым отличить от доброго человека можно, а первого поди распознай. Он, как находил такого, кто шибко нелюдей жалеет, тотчас плетей, да с оттягом... Любил размяться.

Верно. Видел я.

– Это я тебе, Жучок, нарочно толкую. Чтоб ты понял, не все жалельщиков любят... Да. Жалко Эвана. Сгинул где-то на северах. И где его могилка, никто не узнает никогда.

Я смолчал потому, что Глан молчал тоже. Видно, неприятно ему вспоминать о братоубийстве. А может, и вообще о таком брате вспоминать не слишком приятно?

– Эх, а как-то раз... – Рагд даже рукой взмахнул от воодушевления.

– Все. Спать, – оборвал Ойхон. – Завтра с утра инструмент собирать. На новое место переезжаем. Или забыли?

– Какое такое новое место?! – возмутился Брул. – А домой? Я женку второй месяц не мял! Где ж тут в лесу бабу сыщешь? А если и приходят, так остроухие полуживые и девки-малолетки...

Что б он еще наговорил, неизвестно, но Рагд властно взял его за рукав и увел за пределы освещенного костром круга.

– А ведь и я Эвана знал, – вдруг проговорил Ойхон, ковыряя палочкой угли. – Дружили, можно сказать...

Отблески прогорающего костра подсветили его светло-русые кудри, схваченные на лбу, по всегдашней моде мастеровых и рудознатцев, цветастой тесемкой. Вздернутый нос придавал лицу что-то мальчишеское – озорное и вместе с тем уязвимое, душевно ранимое. А сколько ему на самом деле? Лет двадцать пять – двадцать шесть? В младшие братья мне годится.