Полуденные врата

При этом не было сказано ни слова. После страха и истерик предшествовавших минут это произвело сильное впечатление. Но это было не всё. Он опять как-то странно вскинул голову. Точно так же покачивал головой Шимп – это был типичный восточный жест, означающий отказ, отрицание. Только на сей раз он был более красноречив – в нём выражалась и агрессивность, и категоричность. Именно в этот момент я обратил внимание на то, что внезапно воцарилась полная тишина, в которой неестественно громко звучало дыхание, с мучительным трудом вырывавшееся из множества глоток. Оружие больше не сражалось со своими владельцами, а по каменным ступеням к нам больше не бежали ни воины, ни бандиты.

Рангда так и не двигалась с места, зато двигался я. Прихрамывая, я бросился к ней, чуть не упал, но нацелился нанести ей убийственный режущий удар. Однако она обернулась, я промахнулся, зашатался, отчаянно стараясь восстановить равновесие, пока Рангда не снесла мне голову с плеч. Но она даже не взглянула на меня. Внезапно издав яростный вопль, полный отчаяния, она круто развернулась и широкими, размашистыми шагами направилась обратно к шеренгам своих приспешников, раскидывая их на ходу, как соломинки. Они устремились за ней – муравьи, трусливо убегающие в свой муравейник. Спешили вверх по ступеням, отшвыривая ногами обломки ржавых доспехов и поднимая тучу пыли. Но не успели они исчезнуть, как раздался треск и скрежет. Медленно, но неумолимо разделившиеся стены храма Борободур, мягко поскрипывая, словно двигаясь на мраморных катках, стали смыкаться, как края заживающей раны, закрывая от нас сияние балийского полудня, словно догорающую свечу. Обе стены, встретившись, соединились с такой силой, что последние клубы тумана взметнулись в блеклое яванское небо. Но на серой кирпичной кладке не осталось никаких следов, никаких швов.

Мы были одни.

Мы стояли на древних камнях Борободура, и нас заливало светом яркого полудня. Горы разлагающихся трупов, груды брошенных лат и оружия вдруг исчезли. Сидевшие наверху каменные Будды безмятежно улыбались – все, кроме того поверженного, который лежал, являя собой свидетельство совершенного здесь насилия. Вокруг стонали матросы, – видимо, многие были серьёзно ранены и не могли встать. По крайней мере двое лежали раскинувшись и не шевелясь, у одного прямо из диафрагмы торчала рукоятка сабли. Большинство, в том числе и мы с Джеки, отделались легкими ранениями, но тоже утирали сочившуюся из ран кровь. Однако Джеки довольно бодро поднялась и, прихрамывая, подошла к контейнеру, с расплющенных и поцарапанных боков которого стекали нанесённые Шимпом шестиугольные знаки.

– Что ж! – весело произнесла она. – Мы его всё-таки вернули!

В голове у меня по-прежнему была полная путаница. Эта ведьма… И с таким чудовищем я провёл ночь! С ним ли, с ней ли – не знаю! Боже мой! С кем же я в ту ночь занимался любовью? Господи, что же мы вытворяли! Я плохо помнил, но достаточно было и нескольких отрывочных воспоминаний, как мы, оба в поту, сплетались, переплетались, обволакивали друг друга, какой чувственный солоноватый вкус был у меня во рту. Что я тогда делал с ней? Меня охватила паника, я покрылся потом, стало трудно дышать. Неужели я причинил себе какой-то серьезный вред? Может быть, нужно показаться врачу? Я испытал чуть ли не благодарность за то, что ранен в грудь, боль отвлекла меня от этих мыслей. Грудь болела, но могло быть и хуже. Меня защитили ребра, но, будь клинок чуть-чуть длиннее, и они не спасли бы. Но теперь рану уже закрыл сгусток запекшейся крови.

– А как остальные? – спросил я у Те Киоре, чью симметричную татуировку нарушал синяк под распухшим глазом.

– Двое погибли. Двое других вряд ли дождутся помощи. А человек пятнадцать, включая, я бы сказал, и вас, нуждаются в основательной штопке.

– У меня все не так плохо, как кажется, чёрт возьми!

Те Киоре пожал плечами.

– Ну что, вернули ваш ящик, правда? И мы ещё легко отделались. Не знаю, что за штука этот шарф, который она применила против нас, но наши держались чертовски хорошо и выстояли.

– Это anteng, – прогремел голос позади нас. Шимп, хромая, ходил вокруг контейнера, осторожно ощупывая шею, челюсть и потирая широкую спину.

– Ну и влепила она вам! – с чувством воскликнул Те Киоре. – Хорошо ещё, что все на месте! Так как вы назвали эту штуку?

– Anteng, — рассмеялся Шимп своим странным дребезжащим смехом, жутковатым, без тени юмора. – Единственное оружие, которым владеет Рангда, но никакого другого ей и не нужно. Им она разрушает мозги, творит свое колдовство. Хотя это слово обозначает всего лишь детскую люльку.