Полуденный бес

– У меня есть теория на этот счет, – подхватил Востриков. – Я ее однажды Кнорре изложил, и он мне ответил так: «Все это бред, юноша, но что-то в этом есть». Кнорре – это наш декан. Умный человек, хотя и тесть Палисадова. Теория в том, что преступление как бы с другого конца раскрывается. Сначала преступление надо в своей голове сочинить. Как роман. Ты о преступнике еще ничего не знаешь. Жертва тебе известна в общих чертах. Но в голове твоей все события уже выстроились.

– Гипотеза?

– Нет! Гипотезы возникают на основе фактов. А это свободная фантазия. Вот как бы ты сам это убийство совершил?

– Мы с тобой убить не можем.

– Во-первых, обстоятельства могут так сложиться, что и сможем. Ревность, например. Себя до конца никто не знает. Во-вторых, на то тебе и воображение дано, чтоб ты убил, никого не убивая. Воображение, старик, страшная сила! Ему надо доверять. Преступление – это что? Это извращенное проявление жизни. А воображение – что? Это особое проявление сознания. И то и другое – нарушение нормы. Между прочим, есть такая теория – искусство как преступление. Буржуазная, допустим, теория, но рациональное зерно в ней есть.

– Дальше.

– Дальше, Мишенька, мы сочиняем роман об этом убийстве. Не на бумаге, а в голове. На бумаге мы с тобой десять лет сочинять будем. Каждый сочиняет сам, потому что в соавторы мы не годимся из-за несовместимости характеров. Потом обмениваемся содержанием. Смотрим, что совпало, что не совпало. В результате у нас получается один роман. Или – два, но лучше, чтобы один. И уже потом узнаем реальные факты: кто эта женщина, с кем она общалась? Запускаем эти факты в вымышленные сюжеты… Смотрим… Там, где факты и вымысел совпадают, находится момент истины. Этот метод раскрытия преступления я назвал романическим.

– Ой, как сложно! А почему нельзя сразу взять факты, а потом строить версии?

– Иногда факты, особенно в запутанном деле, уводят от истины. Слыхал такое выражение: «факты врут»?

– А фантазия не врет?

– Фантазия на то и фантазия, чтобы врать. Но когда с враньем начинает совпадать реальность – ставь ушки на макушку! Где-то рядом находится момент истины. Ты «Преступление и наказание» читал? В этом романе следователь раскрывает преступление до того, как оно было совершено.

Мишка вытаращил глаза:

– Иди ты!

– Он прочитал статью одного студента в журнале и вычислил, что именно этот тип способен на убийство. Когда преступление было совершено, причем таким образом, что поймать преступника было невозможно, следователь уже знал, кто убийца и как его заставить сознаться.

– Шикарно!

Востриков весь светился от гордости. Заслужить восхищение вечно насмешливого Ивантера было ох непросто!

Кто-то рядом засмеялся.

– Максим Максимыч, идите-ка сюда! Вы только послушайте этих Пинкертонов! Мы с вами головы ломаем, а они уже знают, как вести расследование. С помощью романа – ха-ха!

Подошел Соколов:

– Что такое?

– Да вот, – не унимался Палисадов, – молодые люди решили вести собственное расследование. По личной теории Аркадия Петровича, который хочет совершить переворот в розыскной практике. Его интересуют не факты, а общий, так сказать, сюжет преступления. Наш Аркаша Достоевского начитался. Достоевский, конечно, титан. Но я что-то не слышал, молодой человек, чтобы он отменил уголовно-процессуальный кодекс. Где, между прочим, написано, цитирую: «Оперативно-розыскная деятельность – это система разведывательных мероприятий органов дознания, основанная на законе и подзаконных нормативных актах». Запишите это себе в тетрадку.

Сжав кулаки, Востриков бросился на Палисадова:

– Вы не смели подслушивать! Это недостойно офицера!

– Что-о-о?!!

Палисадов стал озираться. Так и есть! Вся опергруппа уже смотрела на них. Даже капитан Соколов побледнел.

– Ах ты, щенок! – заорал Палисадов, понимая, что замять скандал не получится. – Ты кого сейчас оскорбил?! Ты советскую власть оскорбил?!

Максим Максимович поморщился:

– Остынь, Дмитрий… А тебе, Аркадий, придется извиниться.

– А зачем он подслушивает?!

– Да не нужны мне его извинения! – рассвирепел майор. – Но светлое будущее, Аркаша, я тебе обещаю. В кулинарный техникум пойдешь.

Глаза Соколова сузились, как у дикого кота. Он взял Палисадова под локоток и отвел в сторону.

– Не дави на пацана! Ты не забыл, Дима, кто тебя в институт направлял? А за что – не забыл?

Палисадова словно палкой по голове ударили. Не ждал он от капитана такого вероломства! О том, что Палисадов в юности служил осведомителем, в городе, разумеется, знали. В добровольном осведомительстве, положим, ничего позорного нет. Ну, помогал органам… Потому что не был, как другие, равнодушным! Ну, мечтал о карьере. Ну и что? Но лишнее обнародование этой информации все-таки было бы нежелательным. Мало ли что…

– Так как мы поступим, Дмитрий Леонидович? – громко спросил капитан. – Простим грубияна? Видишь, он уже раскаивается…

Востриков, нахохлившись, молчал.