– Эта девушка, – сказал Соколов, – дочь моего друга, фронтовика.
Резо снова вздохнул и разлил остатки коньяка.
– Вечером жди звонка…
Резо позвонил вечером и предложил встретиться на Гоголевском бульваре. Когда Соколов пришел, подполковник уже сидел на скамейке, уткнув нос в поднятый воротник плаща. Он был похож на памятник Гоголю, но не тот, что на Гоголевском бульваре, а на тот, что у Никитских ворот. Капитан заметил: Резо был сильно пьян. Не успел Соколов поздороваться и сесть рядом, как подполковник протянул ему плоскую фляжку.
– Злоупотребляешь? – пытался пошутить Соколов.
– На моем месте по-другому нельзя, – возразил Резо. – Это в кино милицейские начальники – ангелы с погонами. А я если в конце дня не выпью, напряжение не сниму, могу инфаркт заработать.
– Что случилось, Резо?
– Молчи пока… Во-первых, на твоего физкультурника в нашем архиве, считай, ничего нет. Или почти ничего. Два года назад обчистили его квартиру на Ленинградском проспекте. Домушников взяли по горячим следам…
– Ну и…
– Потерпевший горячо благодарит сотрудников милиции. Те предлагают проверить, всё ли на месте.
– Всё?
– Потерпевший утверждает, что всё. Еще бы! И того, что нашли, было по самой скромной оценке на двести тысяч рублей.
– Новыми?! – ахнул Соколов.
– Конечно.
– И как объясняет простой советский учитель такое богатство?
– Неожиданное наследство от покойной тетушки, с которой при жизни контактов почти не имел, но она тем не менее нежно обожала единственного племянника. Тетя, между прочим, урожденная графиня Гнеушева. Так что твой физкультурник простой советский граф.
– Да что там было-то?
– Коллекция картин. Левитан, Поленов, Саврасов, Петров-Водкин…
– Подлинники?
– Такие, что позавидовала бы Третьяковка.
– Повезло с тетушкой!
– Слушай дальше… Наши ребята, само собой, картины до конца следствия не возвращают. Интересуются их историей, а заодно биографией физкультурника. Выясняется, что тетушка, по словам соседей, аристократическим образом жизни не отличалась. Пила беспробудно, клянчила у соседей взаймы. Однако после смерти в ее квартире обнаружили целую картинную галерею, а в тумбочке лежало грамотно составленное и заверенное нотариусом завещание на имя любимого племянника.
– Откуда дровишки?!
– Ни за одной картиной нет криминала. Всё покупала у частных антикваров. Брала не скупясь. Как только что-нибудь из русской живописи начала века всплывало в Москве, тетушка была тут как тут. Заметь, не всегда трезвая. И все, кто имели с ней дело, в один голос утверждали, что в искусстве она была ни ухом ни рылом. Работала явно по чьей-то наводке.
– Гнеушева?
– Возможно. Но это не самое интересное. Антикварный мир тесен. Каждый серьезный коллекционер известен. А Гнеушев – нет. И вот когда наши ребята обратились в Комитет государственной безопасности с вопросом, не заинтересует ли их такой таинственный антиквар, они получили по рукам со страшной силой. Гнеушеву всё быстро вернули и еще извинялись перед ним за вторжение в его безупречную личную жизнь. Он принял извинения достойно, с некоторой, я бы сказал, аристократической снисходительностью.
– Это он умеет!
– Вот и всё…
– Спасибо, Резо! Как я и думал…
– Он думал! – перебил Гонгадзе с горечью. – Он, оказывается, думал! Почему мне ничего не сказал?!
– Прости! Понимаешь, Палисадов…
– Палисадов?! – крикнул подполковник так громко, что на них обратила внимание проходившая мимо влюбленная парочка. – И ты молчал, Максим? Только не говори мне, что не знаешь об уже решенном назначении Палисадова в Генпрокуратуру. Его тесть Кнорре скачет от радости, предвкушая воссоединение с любимой дочерью!
– Но я действительно этого не знал!
– Все равно ты должен был мне сказать! Ах, Максим! Не успел я разобраться с твоим Гнеушевым, как меня вызывает на ковер мой генерал и делает мне такой втык! Он возил меня мордой по ковру, как нагадившего щенка. Он припомнил все мои должностные грешки. Под конец генерал намекнул, что если я еще раз поинтересуюсь Гнеушевым, то полечу с должности. А пока закатил строгача за… формулировка подбирается.
– А твой генерал не спрашивал, какого рожна тебе понадобилась информация на Гнеушева?
– Нет, – с удивлением сообразил подполковник. – В самом деле – это странно! Но шеф был в такой ярости, что я не обратил на это внимания. А если завтра спросит? Что мне говорить?
– Ври ему всю правду о нашем разговоре. Мне, Резо, терять нечего! Но почему-то я думаю, что генерал ни о чем тебя не спросит.
– Ну и черт с тобой! – взорвался Резо. – Скажи хоть, во что вляпался?
– В страшное дерьмо, – вздохнул Соколов.
– Со мной не поделишься? – шутливо спросил Гонгадзе.
– Не поделюсь, – серьезно отвечал Соколов. – Это мое дело.
– Послушай совета старого грузина, Максим! Брось это дело! Дочку товарища ты не вернешь. А тебя самого свернут в бараний рог. Я их знаю, Максим. Отступись!
– Не могу…
Гонгадзе обдал Соколова крепчайшим коньячным перегаром.
– Правильно о русских мужиках говорят, что вы еще не вышли из первобытно-общинного строя.
– А на Кавказе не мстят за надругательство над памятью друга?