Полудочка

– Лиса тоже хитрая, но по-другому. Она кого-то ловит. А камбала просто приспосабливается. Я в инете читала статью. Положили ее на песок – становится как песок. Положили на шахматную доску – становится клетчатой. Так вот и мой папа такой.

– Да брось ты, Ксенька! – он потрепал ее по плечу. – Твой папа хитрый! Какой он хитрый?! Извини за прямоту…

Перед глазами чернел «Магнат», спаренный с CD-проигрывателем дизайна «суперслим».

– Все его приспособленчество – это слушать Аркашу Северного на технике класса «hi-end».

– Дядя Слава, я вас умоляю… – Ксенька вздохнула. – Мой папа такой приспособленец, какой вам и не снился.

– В каком смысле?

– В том, что при вас под вас подлаживается, без вас над вами посмеивается. То есть даже издевается.

– Посмеивается? – переспросил он. – Почему посмеивается?

– Не знаю. Наверное, завидует. Все время критикует ваши дела, ваши машины. И часто говорит: «Слава кладет все яйца в одну корзину, рано или поздно останется среди разбитой скорлупы».

– Даже так?

– Еще и не так. Когда вы пригнали из Москвы этот новый джип, папа сказал, что ну вот, теперь как в песне – «впереди на аргамаке Шайморатов-енарал»!

– Ну и что, – Ганцев усмехнулся. – Командир башкирской кавдивизии генерал Шаймуратов был достойным человеком. Вот если бы твой папа сравнил меня с каким-нибудь патлатым задротом вроде Филиппа Киркорова, тогда стоило обижаться.

– Эх, дядя Слава, дядя Слава!

Голос Ксеньки звучал умудренно.

– Какой вы наивный, боже мой. Как в том анекдоте: «Мля, так что, выходит, и Деда Мороза тоже нет?!» Посмотрите наконец правде в глаза. Папа вас использует и ничего не отдает взамен.

– Использует?

Ганцев подумал о линолеуме в передней, вспомнил слова Виктора о том, что он хочет поменять внутренние двери на массив, и опять не откажется от бесплатной доставки транспортом его фирмы.

Девчонке, не было смысла что-то придумывать, намеренно ссорить своего отца с Ганцевым, который уделял их семье почти столько же внимания, сколько своей.

Но не хотелось верить в ее правоту.

– Ну да, – ответила она, снова переворачиваясь на спину. – Мы к вам и вы к нам ходим часто, да?

– Да, конечно.

– Чем вы угощаете нас?

– Чем? ну, ясно чем. Красной рыбой, запеченными ребрышками, оливками…

– И этими… памперсами.

– Каперсами, – поправил он.

– Ну да, каперсами, все время путаю… – Ксенька вздохнула. – А чем кормит вас мой папа?

– А чем он нас кормит?

– Полувареной колбасой и хорошо, если к ней жареная картошка.

– Послушай, Ксеня… – попытался возразить Ганцев.

– Даже слушать не хочу, – отрезала она. – Если вы слепой и не видите того, что на самом деле. Закрыли тему моего папы. Но с мамой я бы вам рекомендовала замутить. И ей радость и вы бы наконец потрогали ее коленки.

– И ты меня не станешь ревновать, если я… замучу с твоей мамой? – спросил он.

Отношения с девчонкой развивались быстро, возможными сделались любые вопросы.

– Не-а. Что к ней ревновать? У вас все равно с ней ничего не выйдет. Мама холодная, как бочка с селедкой. Она даже папе ни разу в жизни не изменяла, слишком любит себя, чтобы напрягаться.

– А ты, выходит, горячая и напрягаешься?

– А вы еще не поняли?

– Понял, к сожалению.

– А почему к сожалению, дядя Слава? Вам со мной не хорошо?

– К сожалению потому, что мне с тобой слишком хорошо.

– Мне с вами еще лучше, но я не понимаю, почему вам хорошо со мной. Я, конечно, уже давно догадываюсь, что с тетей Ритой у вас…

Замолчав, она пристально посмотрела ему в глаза.

– Правильно догадываешься, – после паузы ответил Ганцев. – Ты вообще не по годам догадливая.

– Но вы такой красивый, умный, богатый. Вам только два раза свистнуть, третий раз уже не нужно, слетится целая стая, разве нет?

– Пожалуй, и в этом ты права.

– Так почему вам хорошо со мной и почему вы приехали сегодня ко мне, а не к другой девчонке? У меня же ничего нет: титьки никакие, попа с кулачок…

– Насчет титек… – он вздохнул. – Иди сюда, я их поцелую.

– Поцелуете, еще успеете, – Ксенька отвела его руки. – Только скажите все-таки, почему к сожалению?

– Потому что у нас с тобой нет будущего.

Она молчала, слушала внимательно.

– То есть у тебя оно есть, а у меня нет.

– Почему у вас нет?

Разговор с девчонкой – каких Маргарита, вошедшая в возраст женской нетерпимости, называла непечатно – вышел на момент истины.

С Виктором они не затрагивали подобных тем, ограничивались техникой и хозяйством, других друзей он не имел.

И сейчас Ганцев разговаривал сам с собой, девчонка была лишь отражением.

Но в глупышке ничего не смогло бы отразиться.

Несуразная Ксенька оказалась настолько умной, что он ощущал себя ее ровесником. Точнее – ее равной себе.

– Потому что, Ксеня, жизнь – это до сорока лет. После сорока – уже не жизнь, а борьба организма между оставшимися желаниями и сократившимися возможностями.

– У вас, дядя Слава, я как-то не заметила, чтобы что-нибудь сократилось, – возразила Ксенька.