Полукровка

– Алик, я не знаю, может, это и была их забава, но мне от этого не смешно. Честное слово. По всем известным мне законам за то, что я там у вас натворила, возмездием может признаться только смерть. А если это не моя вина, а… их забавы… это же еще хуже! Получается, что я в любой момент могу натворить таких дел, что мало не покажется! Алик, что угодно, только не это! Пожалуйста!!!

– Успокойся! – Степаныч сгреб в кулак мою шкуру и тряхнул так, что я чуть не прикусила язык. – Истерику развела. Сделаем на живую, раз уж так вышло. Потерпишь. А ты тоже… паникер, тьфу!

Степаныч достал плоскогубцы и переглянулся с драконом:

– Ну, с богом, что ли?

Тяжелые драконьи лапы опрокинули меня и прижали к земле. Не то что дернуться, пошевелиться, и то – никак.

– А тебе не будет больно? – спросила я дракона. Степаныч напрягся, выдергивая из драконьей лапы чешуйку.

– Для меня это не боль, – сообщил мне дракон. – Боль – совсем другое. Ты не смотри на них. Смотри мне в глаза.

Глаза дракона – ярко-зеленые и блестящие, как броня новехонького катера. Такие же непроницаемые. Невыразительные. Не выражающие ничего – ни интереса, ни сочувствия, ни любопытства. Орган зрения, и ничего более. Хорошо. Я чувствовала, как чьи-то руки оттягивают мне кожу па плече, надрезают… как медленно и тяжко вползает в надрез драконья чешуйка… вползает, разрывая ткани, снимая кожу с напрягшихся мышц… а зеленая пелена драконьего взгляда плывет перед глазами и колышется, как тягучие волны океана на Ссс, родной планете ящеров. Я вспомнила пиршество илла. Нет, не вспомнила – слишком резкий рывок боли словно бросил меня снова в тот ужас. Что боль, ерунда. Дело привычки. Но вынести еще раз их наслаждение моей болью… нет! Я закричала. Прошлое возвращалось ожившим кошмаром. Что боль… дракон прав, боль – не это. Не то, что чувствую я сейчас. А то, что вспоминается, то, что оживает во мне через вой и слезы, прорастает сквозь тихую ругань Алика и зеленые колодцы драконьих глаз. Отец. Чак. Блонди. Телла. Pax. Пещерники и ханны, падающий охладитель, след камнегрыза в чистом пространстве. Мама. «Зико Альо Мралла, капитан Три Звездочки, соблаговолите сделать хотя бы формальный выбор». Изумрудные сумерки ящерьего мегаполиса, полосатый серп Коктейля в загроможденном небе Нейтрала, слепящая белизна одиночки на ханнском курьере.

Сэйко. Мягкий кожаный сапожок над моими глазами. «Ты ведь знаешь, как казнят ящеры? Я попрошу для себя твою шкурку».

Будь ты проклят, илл!

Как это больно, как больно – вспоминать!

Даже больнее, чем забыть…

Два зеленых огня горят в темноте надо мной. Почти как люминоспейс. Дракон, вспомнила я. Дракон смотрит на меня. Значит, уже ночь. Я шевельнулась. Села. Ни боли, ни слабости. Только какая-то странная неуверенность, словно мое тело – не совсем мое. И мучительное осознание бессилия.

– Ну что вам стоило привести меня сюда раньше?!

– Привели бы, – хмуро отвечает Степаныч. – Как раз в тот день… вчера… как раз вчера наш друг дракон перебрался сюда. Он нигде не задерживается подолгу. Если б я знал, где искать его… это – наше место встречи. И время встречи… да. Плохо. Еще бы день, только день… они как чуяли.

Будь прокляты игры Повелителей… как же я хочу вцепиться в глотку иллу – тому, которого помню по Ссс, или любому другому. Я с трудом сдерживаю тоскливый вой. Выговариваю кое-как:

– Надо выбираться отсюда.

Недолгая тишина – одобрительная и насмешливая одновременно.

– Легко сказать, – хмыкнул из-за драконьего бока Алик. – Сидели б мы здесь, если бы можно было выбраться!

– Пусть уважаемая Альо сходит к кораблю, – с церемонной вежливостью предложил дракон.

– Толку, – фыркнул Алик. – Он же никого не подпускает.

– Не так, – возразил дракон. – Он не подпустил никого из приходивших к нему. Но разве туда ходил хоть один свободный капитан? А ведь это корабль свободного капитана, ты сам назвал мне знак Нейтрала на нем. Пусть уважаемая Альо сходит.

– Да что ж, пускай сходит, – подал голос Степаныч. – Даже если он ее и не пропустит, мы можем узнать что-нибудь новое. Сходи, Альо.

– Что за корабль? – спросила я.

– Посмотришь, – пожав плечами, ответил Степаныч. – Кто лучше тебя разберется?

Корабль свободного капитана…

– Кто бы это мог быть? – пробормотала я. – Давно он здесь?

– Мы набрели на него незадолго до твоего появления. А уж сколько он там… не похоже, что очень давно.

Может, Телла, подумала я, ведь Ран-то здесь. Впрочем, это мог быть кто угодно – мало ли свободных капитанов пропадает бесследно. Глупо надеяться…

– А ты не полетишь с нами? – спросила я дракона.

– Я не могу летать, – ответил он. Так спокойно ответил, словно не о его жизни речь шла, а о пустяках каких-нибудь. Я охнула. Драконы не могут жить без полета. На самом деле не могут. Вернувший мне память дракон умирает. Медленно умирает, и единственное, что он еще может – и делает! – делиться своими чешуйками. Дарить частички себя таким, какой была я всего несколько часов назад.

– Прости, – сказала я.