Полукровка

– Есть еще одно, – Маша прищурилась. – Я забыла: серьги. Немка оставила золотые серьги. Подарила мне.

– Серьги... Ну и что? – Иосиф переспросил невнимательно.

– Ты не понимаешь?! Золото. Немцы отнимали у евреев. Всучила мне обратно, дескать, больше ничего не должна.

– Уж больно хитро... – брат мотнул головой.

– Думаешь, исключат в любом случае? – Маша вернулась к делу.

Иосиф молчал. Морщина, резавшая переносицу, сделалась глубокой. Дельного ответа она так и не добилась. Не поднимая глаз, брат проводил до дверей.

Телефонный звонок раздался, едва она вошла в квартиру.

– Слушай меня внимательно, – Иосиф заговорил незнакомым голосом. В первый миг Маша не узнала. – Твоя немка здесь ни при чем. По крайней мере, с ее стороны вероятность почти нулевая.

Голос исчез, Маша подумала – разъединили.

– Алё, алё, – она звала, вслушиваясь.

– Валя. Это сделала Валя, – голос брата донесся издалека.

– Но я... Ей я ничего... Откуда?.. – теряя силы, Маша опускалась на стул.

– Мы расстались. Ей рассказал я – давно.

Черная трубка стала липкой и горячей. Отведя от уха, Маша разглядывала с ужасом, словно то, что она держала в руке, стало фалангой паучьей лапы. Размахнувшись, она швырнула на рычаг. Телефон зазвонил снова. Больше Маша трубку не подняла.

3

Пытаясь собраться с мыслями, Маша рисовала странные картины. Ни одна из них не простиралась дальше новостроек. За крайним домом начинались леса и поля. Здесь воображение меркло. Она пыталась представить маленький город, похожий на Мартино село. Все заволакивалось дымкой, как будущее, в котором она станет учительницей истории. В селе не нужен диплом. Хватит и незаконченного высшего. Надо вытащить чемодан. Отцовский, древний, из чертовой кожи. До сих пор валяется на антресолях. Возьмет и уедет. Сама отправится в ссылку. Чтобы здесь, в опоганенном городе, остались только они. Пусть пишут друг на друга, грызутся, как пауки в банке.

«Взять и приехать к Марте. Она же приехала. – Маша представляла себе немцев, которые должны понять. Приютить на первое время. – Скажу: да, я – еврейка. Но вы ни в чем не виноваты. Это моя вина. Потому что я – русская...»

Она запуталась и положила голову на руки.

Усталые мысли сбились в уголке. Там, в немецком селе, где живут сосланные, она выйдет замуж и состарится, а потом у нее будут внуки...

Маша думала только о внуках, не полагаясь на детей.

Для своих внуков она станет русской бабушкой, потому что будет учить их правильно. Тому, чему научил ее профессор Успенский: правильному русскому языку...

Окна двора-колодца были темны. Потушив верхний свет, Маша зажгла настольный. Под кругом, желтившим столешницу, лежал паспорт. Хоть в городе, хоть в селе, без этой книжки не примут. Она сообразила: аттестат, школьный аттестат. Надежда на учительство. Он остался в паучьих лапах. Лежит в ее личном деле, там, где приколот донос.

«Ничего, – Маша листала жесткую книжечку. – Паспорт – главное в этой паучьей стране».

Вглядываясь в лицо, вклеенное в паспорт, она думала о том, что в стране, где она родилась, всегда приходится выбирать: мы или они.

Лицо, смотревшее с первой страницы, было детским. Тогда она тоже заполняла анкету. Выбирала. В первый раз. «Или не в первый?.. Нет, – она вспомнила. – В первый – когда вступала в комсомол».

Их принимали в седьмом классе. В первом потоке, как двух лучших учениц. Двух подруг: Евгению Перепелкину и Марию Арго.

Пустые бланки выдали в пионерской комнате. Сказали: заполните дома. Разложив картонные карточки, они заполняли графы. Сначала – просто: имя, фамилия, отчество, год рождения. Потом – национальность. Женька вывела, не задумываясь.

Маша занесла ручку: «Национальность как? Не знаешь? По матери или по отцу?»

Отчетливо, словно возвратилась в школьное прошлое, Маша поняла: тогда она ждала Женькиной помощи – рассчитывала на решение подруги. Ей хотелось, чтобы Женька, приняв решение, сняла с ее плеч будущую тяжкую кладь.

«Не знаю, – Женька ответила легкомысленно. Раньше они не говорили ни о чем таком. – Вообще-то принято: и фамилия, и отчество – все по отцу».

Маша кивнула и вывела это слово. Написанное под ее именем и фамилией, оно выглядело странно, как будто не имело к ней отношения.

«Ну и правильно, – Женька заглянула через плечо. – А то знаешь, некоторые стыдятся, получается – предают. Нечестно. Не по-комсомольски».

Дома она показала маме. Была уверена – похвалит. Оглянувшись по сторонам, мама схватила и порвала в клочки. «Ты что?!» – Маша вскрикнула. «Сумасшедшая. Совсем ума нет, – мама говорила ужасным шепотом. – Тебе здесь жить. Надо в институт... Завтра же возьмешь другую, скажешь – испортила, залила чернилами». – «Но это... Это нечестно. А как же папа?»

«Нашлась – честная! У папы, слава богу, есть голова на плечах...»

Женьке она не рассказала. Сходила к вожатой и взяла новую карточку.