Полукровка

Первый в жизни бой Палкана был очень рискованным предприятием, но, к счастью, скоротечным. Пока всё это длилось, прошло совсем немного времени. Представим себе: стычка, свалка, лай Кнопки, драпанье Тумана и на всё про всё не более полутора минут. Однако Палкан приплёлся назад во двор с видом словно выжатый лимон. Шагал он совсем не так, как маршировал гордый Наполеон сквозь триумфальную арку. Пара десятков шагов далась ему как никогда тяжело. Внутри растерзанного тела дрожала каждая его мышца, веки предательски слипались, и со страшной силой тянуло ко сну. Никогда ничего подобного Палкан не переживал. Не осознав до конца всего, что сейчас произошло, обессиленный, он проковылял мимо калитки, мимо Кнопки, которая встречала его вприпрыжку, как триумфатора, подошёл к своей миске и без отрыва вылакал почти два литра налитой в неё воды.

«Что это было такое? Полная пасть вонючей, невкусной шерсти. На языке привкус чужой крови. Болит всё тело так, как будто Степан в наказание отдубасил меня плетью вдоль, а затем и поперёк тела».

Конечно же эдакой взбучки ещё ни разу не было, но Палкан почемуто явно представлял этот вид воздаяния именно с такими последствиями. Серая, под волка, шерсть нашего героя на холке так и торчала дыбом, и судорожная дрожь по телу ещё долго не проходила.

К вечеру все поочерёдно стали возвращаться домой, первым объявился Санька. За ним дед и все остальные, но никто из домашних не предполагал, что сегодня произошло чудо. Палкан остался жив после неравной схватки с бешеным Туманом, причём этому беспардонному наглецу был впервые преподнесён весомый и убедительный урок. Никто из соседей так и не смог разгадать сложную загадку — почему надоевший всем до икоты злобный лай Тумана прекратился?

— Наконецто Доля вразумил своего зверюгу, — так разумели про себя соседи.

8

Во всём повезло Палкану. На новом месте он, как говорится, пришёлся ко двору. Так же запросто со всеми ладил, проблем с курами, как в первый день, больше не случалось. Дворовая живность не навязывалась к нему в сотоварищи, но при этом стороже они почемуто чувствовали себя в безопасности. Спокойствие и надёжность воцарились во дворе сами собой. Палкан, естественно, был причастен к этому, но предварительных усилий почти не прилагал. Всё происходило, как говорится, само собой. Его волчья сущность никак им не выпячивалась напоказ, но в животном мире своё понимание таких вещей. Поселковая псовая орава видела в нём щенка, а чувствовала Волка. И вот это чувство подсказывало соседским барбосам соответствующие правила поведения.

«Надо бы держаться с этим субъектом поосторожнее».

В одно мгновение эти правила собачья почта, как и полагается, разнесла по всей округе, вдобавок ко всему ещё и весть о его славной победе. После такого прославления Палкан мог свободно прогуливаться по улице и ему за это ничего не было.

Зауважали его даже независимые коты, а особенно хозяйский Марс, у которого голова величиной с арбуз, бока тигрового окраса, сам сгусток безграничной наглости и воинствующей отваги. Если бы тигры были серыми да мелкими, он был бы из их стаи. В знак особого приближения Палкана к собственной персоне этот самый Марс изловил у сеновала и притащил к его миске крупную жирную мышь.

По нашим, по людским, понятиям — это весьма весомый орден за заслуги. А однажды Марс демонстративно, на виду у всего дворового населения подошёл к конуре Палкана, когда тот, высунув морду к вечернему солнцу, мирно возлегал. С видом доверенного лица особы, приближённой к императору, он развалился вплотную к конуре, беззастенчиво вылизывая свою лоснящуюся шерсть. Такой чести не удостаивался никто на всей «бескрайней» улице. Сам глава птичьего гарема — петух от удивления бросил грести лапами землю, странно заквохтал и, не веря собственным глазам, завращал головой из стороны в сторону. Палкан с достоинством принял этот реверанс бродяги кота, лишь глазами шевельнул в знак понимания.

«Ладно, поваляйся тут, лоботряс. Места не жалко», — безмолвно ответил Палкан на безмолвные заявления Марса.

9