Полукровка

Через двор побежали первые граждане, спешащие на работу. У скамейки постоял мужик с сигаретой. Невыспавшийся, ежащийся, он смотрел, как его собака, молодой дурной бигль, помечает чахлые деревца и детские лесенки, горки, качели. Периодически глядел на скамейку, но так и не решился сесть.

«Шварк, шварк, шварк-шварк...»

А потом вместо мыслей понесся какой-то неконтролируемый поток сознания, и Володя отключился.

* * *

...В квартире было пусто. Нет, мебель осталась на прежних местах. Висели в коридоре папины миниатюрки с изображением исторических событий и портретики давно почивших, но сохранившихся в памяти потомков деятелей. Даже компьютер работал в Володиной комнате, хоть родители и злились, что не выключает, а только монитор гасит. Все было на месте. Но в каждом из этих мест чего-то не хватало.

Дом словно ослеп. Стояли утренние сумерки, скрадывая четкость окружающей обстановки. Делая все серым, ровным и одинаковым.

Дом словно оглох. Не было жизни. Не тикали часы, не шумела вода, не шкварчал на плите завтрак. Только мерно гудел системный блок под столом.

Дом превратился в глухое, тусклое место без цвета и запахов. Словно болото, где все мертво, а если что-то и треснет, разрывая безжизненную тишину, то не живое, а прогнившее и надломившееся под собственным мертвым весом.

Мама была здесь. Она не спала. Сидела у стола и неподвижно смотрела в одну точку. Потом вдруг прятала лицо в ладонях и принималась раскачиваться, как сутулый, покореженный маятник.

Она сидела молча. Одна. В пустой мертвой квартире. Молча сходила с ума от боли, тоски, страха и неизвестности.

Мама вновь замерла, уронив руки на колени. Взгляд, опустошенный и страшный, опять уткнулся в одну точку. Ни звука, ни слезинки...

* * *

Володя вздрогнул и проснулся. Сердце заходилось от тоски. Ноги совсем онемели от холода. Плечо продолжало болеть. В груди царапало при каждом вздохе. Он закашлялся. Только этого еще не хватало.

Он достал телефон и посмотрел время. Без четверти восемь. Сейчас должен уйти на работу Олин папа, через полчаса мать. Тогда он сможет подняться к Ольге и перехватить ее до того, как она сама побежит на учебу. Главное – момент не упустить.

Володя выглянул из окошка детского домика и принялся следить за подъездом. Последний раз занимался подобной ерундой в детстве, когда играли с пацанами в войнушку. Хотя почему ерундой? Тогда, в детстве, все было по-настоящему. А сейчас, хоть и выглядело фантастикой... Володя тряхнул головой. К черту такие мысли. Лучше думать о чем-нибудь другом. О чем угодно.

Перед глазами возникло последнее видение. Первый раз за все время он видел картинку не из прошлого, а из настоящего. Прошлым увиденное быть не могло. В прошлом дом жил. И был папа. Будущим тоже не могло. Володя знал, что станет делать, и был уверен, что в будущем в этой квартире маме не придется сходить с ума от горя и одиночества. Мамы там не будет. Никогда.

А планы его теперь никто не нарушит, разве что его самого убьют. По-другому не остановить.

Хлопнула дверь подъезда. Володя увидел Михаила Евгеньевича, Олиного папу. В мохнатой ушастой шапке и очках, с суровым видом. По нему можно было сверять часы. И обычно, когда Володя видел его, сразу же возникало желание вытянуться и проверить, все ли с твоей одеждой в порядке.

Отец Ольги был человеком неплохим, но на любое существо мужского пола, появляющееся рядом с дочерью, смотрел как на потенциального врага и мгновенно начинал искать, к чему придраться. Однажды Володя, придя в дом, не поздоровался с ним. И хотя отец Оли висел в это время на телефоне, это не помешало ему надолго затаить обиду.

Володя улыбнулся воспоминанию. Сейчас обиды Михаила Евгеньевича его не волновали.

Олин отец уселся в машину и укатил.

Мама Оли вышла немного позже обычного.

Проводив взглядом спину потенциальной тещи, Володя на полусогнутых вылез из убежища. С трудом распрямил спину, расправил плечи. Болело все. Ноги и руки потеряли чувствительность. Лицо перекосило от холода. Володя чертыхнулся и понял, что заиндевевшие губы тоже слушаются плохо.

Огляделся. Никаких признаков слежки видно не было. Вообще никого постороннего, ни знакомого, ни незнакомого, он не обнаружил. Интересно, что происходит? Лейла взяла тайм-аут? Или тоже где-нибудь разбилась посреди ночи? А может, выясняет отношения со своими лысыми парнями?

Так или иначе, сомнительно, что они опустят руки после того, что уже произошло. Значит, их появление – дело времени. И надо использовать это время.

Володя поспешил к подъезду, натыкал непослушным пальцем код и вошел внутрь. Проигнорировав лифт, поднялся по лестнице. Позвонил в дверь. Раз, другой. На третий открыли. Оля уже собиралась выходить. На ней был шарф, шапка и один сапог. Второй сапог обуть она не успела и выскочила на лестницу, скособочившись – одна нога на шпильке, вторая в тапке.

– Вовка, – выдохнула Оля. – А с лицом что?

– Ерунда, – улыбнулся он. – На машине неудачно прокатился. У тебя горячая вода и чай есть?

* * *