Полукровка

Коммуналку, по всей видимости, расселили. Комнату с соседней теперь соединяла распахнутая дверь. Обстановка тоже изменилась, хотя и осталась старая мебель, которая расползлась по двум комнатам. В той, что была знакома Володе, на прежнем месте остался лишь стол, за которым прежде сидел мальчишка.

Впрочем, он и теперь сидел за ним. Только теперь парнишке было не восемь, а лет шестнадцать-семнадцать. Лицо его оформилось, заострилось, пропали детские округлые щеки. Над верхней губой появились усики. И чертами он теперь больше напоминал взрослого Ника, чем ребенка, рисовавшего дейвона Хрущева.

Ник рисовал. Рука его тоже оформилась, став рукой молодого художника. Он склонился над мокрым листом и четкими, уверенными движениями наносил мазки. Краска плыла по влажному листу, рождая образ.

Сколько он так рисовал? Час? Два? Когда Ник оторвался от акварели, на листе родилась и осталась одна из знакомых-незнакомых московских улочек. Теперь Володя с уверенностью мог сказать, что перед ним не придуманная Москва, а реальная. Без прикрас и Пелены.

– Опять рисуешь? – спросил голос кого-то, кто остался за спиной у юноши.

Рука все так же, как и много лет назад, легла на плечо. Парень чуть заметно вздрогнул.

– Ник, – голос стал суровым, – я же просил тебя никогда этого не рисовать.

– Папа, – повернулся юноша. – Я просил не называть меня Ником.

– Тебе трудно жить с этим именем среди советской молодежи, Николай? – ядовито поинтересовался старший маг. – А художнику с сюрреалистическими пейзажами в Стране Советов жить еще труднее. У тебя дома черные и от картинки веет упадничеством.

– Это не у меня! – взвился Ник. – Это на самом деле так. То, что я делаю, – реализм, а не сюрреализм. Ты знаешь это не хуже меня. Пусть об этом мало кому известно. И потом, имеет же право на существование купание красного коня?

Отец расхохотался, заставляя Николая потупиться.

– Нарисуй красные дома и ясное небо. Это тоже будет иметь право на существование. Будет называться «соцреализм». А то, что ты делаешь, привлечет к тебе ненужное внимание.

– Ты сам говорил, – взъелся Ник, – что я маг, и мне должно быть наплевать на мнение окружающих!

– Я говорил это про имя, – возразил отец. – И я просил помнить, что ты маг, а не вести себя, как идиот. Порви это сам. Не заставляй меня применять силу.

А потом, оставшись один, Ник рвал свои акварели и плакал...

– Чего замолчал? – спросил Ник из мобильной трубки, и видение развеялось.

И Володя, который только что хотел обматерить отца, впервые почувствовал некую близость к этому человеку. А еще ему стало жалко его.

– Ничего, – сказал он, радуясь тому, что в голосе нет ни единой эмоции. – Когда ты начнешь со мной заниматься? Я хочу быть магом.

– Вот это дело, – обрадовалась трубка. – Завтра я зайду к тебе, мой мальчик. Спокойной ночи.

Трубка запищала короткими гудками. Володя выключил телефон и положил рядом с кипой фотографий.

Он станет магом. Настоящим. И не просто настоящим, а лучшим. А вот тогда он найдет средства и поставит на уши весь мир своими фотографиями. Если не весь мир, то хотя бы родные должны это увидеть.

Глава 5

Первый снег выпал в этом году поздно, в середине ноября. Причем насыпало его много. Черный, рано темнеющий, а с переведенными часами темнеющий еще раньше город вдруг посветлел.

– К утру растает, – предрек отец со своим извечным пафосом.

Был поздний вечер. Они забрели в Кунцевский парк. Подальше от людей и поближе к источнику. Самого источника Володя сейчас не видел, но чувствовал, и без напоминания отца настроился на него, черпая силы.

Сейчас все это казалось совершенно простым и естественным. Сейчас. Володя припомнил, как более месяца назад Ник привел его сюда.

– Что за место такое? – поежился тогда Володя.

– Чувствуешь?

Он кивнул.

– Это источник. Этим источником тебе можно пользоваться. Сейчас я научу тебя, как это делать.

– А что, другими нельзя?

– К чужим тебя не допустят. А нашему клану принадлежит только этот.

– Клан Сопрано, – усмехнулся Володя.

– Ничего смешного, – отрезал Ник. – Клан «Стальной щит». Когда-нибудь, когда ты будешь готов, я представлю тебя братьям.

Все это прозвучало с каким-то мафиозным оттенком. Только если «Клан Сопрано» отдавал Сицилией и благородными разборками, то «Стальной щит» больше напоминал о каких-нибудь спецслужбах или масонах. Чтобы не брякнуть лишнего, Володя поспешил сменить тему:

– Говорят, здесь курган какой-то был. А еще говорят, церковь строили, а она все время рушилась. То ли грунт под ней обваливался, и в реку свозило, то ли...

– Кто говорит?

Володя пожал плечами. Не объяснять же отцу, что все эти истории слышал еще в школе от одноклассников.

– Люди, – выдавил наконец.

– Люди много говорят, – удивительно спокойно принял сплетню Ник. – Люди не знают истины, только осколки в памяти сохранились о тех временах, когда не было Пелены. Отсюда все сказки, мифы, легенды. Как общеизвестные, вставшие в основу религий, так и местечковые. Ты видел дейвона? А элохим? Чем тебе не ангелы и демоны? Люди их тоже видели. Прежде. До Пелены. В памяти остался образ.

– Значит, ангелов и демонов нет?