Полундра

Знаком доброго расположения командира судна было то, что, во-первых, он пусть даже и нарушая устав, назвал своего подчиненного — командира группы боевых пловцов старлея Павлова — неофициальной, принятой на судне кличкой Полундра; во-вторых, обратился к нему на «ты», что случалось далеко не всегда; и в-третьих, что кавторанг отложил в сторону свою писчебумажную работу и, приветливо улыбаясь, глядел на могучую фигуру старлея, усаживающегося на стуле возле самого края начальственного стола.

Кабинет у кавторанга Мартьянова был небольшой, довольно тесный и неказистый на вид. Казенного образца мебель, крашеные стены, единственное забранное снаружи решеткой окно безо всяких занавесок. На рабочем столе командира судна лежала кипа бумаг, их Мартьянов сосредоточенно просматривал, делая время от времени какие-то пометки.

Войдя в кабинет, Полундра машинально устремил взгляд на большую, убранную в прочную красивую рамку на подставке фотографию, которой было отведено почетное место на невысоком шкафу возле стола кавторанга. На фотографии были изображены два молоденьких курсанта Фрунзенского командного училища. Веселые, бесшабашные лица, пилотки лихо сдвинуты на одно ухо. В одном из них четко угадывались черты кавторанга Мартьянова; кто же был другой, стороннему наблюдателю догадаться было бы трудно.

— Извини, что оторвал тебя от домашнего очага, — сказал кавторанг, рассеянно перебирая бумаги на столе, выискивая нужные. — Плохие новости у меня для тебя, старлей. Для нас всех плохие.

— Что, опять денежного довольствия полгода ждать придется? — озабоченно глядя на своего командира, спросил Полундра.

— Хуже, — отвечал тот. — Ты скажи, вот сегодня мы вернулись из похода…

— Да. Ну и что?

— Ты как, им доволен?

— Что значит, доволен? — озадаченно проговорил Полундра. — Мое дело приказы выполнять, а не жаловаться, нравятся они мне или не нравятся.

— Ах, ты приказы выполнять хочешь, — с печальным вздохом сказал кавторанг. — Ну нет, это ты размечтался, старлей. А я тебе вполне официально сообщаю: у нас на нашем гидрографическом судне теперь вообще никаких походов больше не будет! Все, отходили свое!

— Как так? — опешил Полундра. — С какой стати не будет? Судну только пять лет, оно в прекрасном состоянии, в последнем походе себя великолепно зарекомендовало. Ни единого отказа за три недели плавания! Не списывать же его собрались!

— То-то и оно, что списывать, — сказал кавто ранг с самым сумрачным и серьезным видом. — На вот, почитай! — И он протянул ошалело смотревшему на него старлею какую-то бумагу, которую уже давно держал наготове в руках. — Это акт о продаже нашего судна, — пояснил кавторанг, видя, как старлей недоумевающе пялится в документ. — Ты не туда смотришь, ты вниз посмотри. Там указана цена, по какой наш корабль продают…

— Сколько? — В изумлении Полундра переводил взгляд с бумаги на суровое лицо командира. — Да это же… Да груда металлолома больше стоит, чем они за наше судно выплатят!

— Вот именно! — Кавторанг кивнул. — По цене металлолома его и продают, ни больше ни меньше.

— Да что ж они там, с ума посходили, что ли? — воскликнул с горечью Полундра. — Ведь на нашем гидрографическом судне оборудование установлено, которого даже на натовских кораблях-разведчиках не найдешь. Ведь ему же цены нет!

— Знаю, старлей, — грустно кивнул кавторанг Мартьянов.

— Оно, считай, такого класса единственное на флоте осталось, все остальные уже или списаны, или затонули. Если еще и наш корабль спишут, кто же тогда будет обеспечивать комплексную безопасность на флоте? Кто Родину защищать будет? Ты скажи мне, командир!

— Ну, видишь ли, сынок. — Кавторанг вздохнул и с сумрачным видом потер себе виски. — Для всех наших генералов и адмиралов защита Родины вещь слишком абстрактная. А вот возможность набить себе карман очень даже конкретная. И всякий нормальный человек, выбирая между абстрактным и конкретным…

— Да что ж они там, совсем совесть потеряли! — не унимался Полундра. — Ну, пусть набивают себе карманы. Но ведь не за счет безопасности страны, в конце-то концов!..

— Это ты так считаешь, — возразил кавторанг с какой-то горько-циничной усмешкой. — А вот всякий генерал или адмирал думает, что, если здесь все начнет разваливаться, он всегда сможет потихоньку переплыть в одну из цивилизованных стран и попросить там политического убежища. Он уверен, что его ему непременно предоставят. Так сказать, в обмен на то, что в свое время он постарался уничтожить боеспособность нашей армии и флота и оставить нашу страну без защиты. Главное ведь — себе самому хорошую жизнь устроить, правильно? А те, кто останутся здесь?.. Да пусть хоть с голоду передохнут. Ему-то какое дело!

Кавторанг не спеша потянулся за пачкой, вытащил сигарету, закурил.