Полундра! (СИ)

Фриц ползет, тыщи две тонн, по нынешним временам небольшой он. Но с дурной овцы хоть шерсти клок, потому тщательно прицеливаюсь и… А нет, погодим, проверим, не ловля ли это на живца. Мы-то уже ученые, на чужих ошибках хорошо учиться умеем, поэтому внимательно смотрим, представляя, какой бурун от перископа на поверхности виден.

— Пли! — привычно дублирую голосом телеграф.

Лодка вздрагивает всеми своими членами, как живая, нос стремится вверх, но я командую трюмным не спать, отчего дифферент довольно быстро выправляется, а мы покидаем опасный район. После нашего выстрела он уже очень опасный. Слышатся звуки взрыва торпед сквозь толщу воды, командиры и матросы начинают улыбаться, а я вновь поднимаю перископ. Отлично поохотились!

Больше никого утопить в этот выход не удается, но и так тоже неплохо совсем, так что можем спокойно запрашивать разрешение возвращаться. Придем скоро в базу, отдохнем, а там опять в бой. Такова уж подводная война — у немца ничего плавучего остаться не должно. Штурман записывает координаты и параметры утопшего, а я раздумываю.

Подумать мне есть о чем — Ирка на сносях уже, значит, скоро возьму в руки свое дитя. Война войной, а роды по расписанию. Значит, надо побольше фрицев набить, чтобы малышу не угрожала ни одна черномундирная гадина со свастикой. Ничего, набьем, не в первый раз… Вот только странные сны мне снятся — будто я англичанин, но живу в каком-то «мире магии». От усталости, наверное, уже и бред всякий видится. Вот вернусь из похода, сутки спать буду, не меньше, а потом…

Глава шестая

Рон

С приказом не спорят. Эту простую истину даже изучать не надо, достаточно просто быть в армии или на флоте. Меня вызывают в штаб флотилии, при этом особо ничего хорошего я не жду — начальство любит тишину и покой, а я то туда рванусь, то сюда, то «мессера» подобью, то подлодку задавлю.

Это случай был совсем недавно, потому моя «Москва» в доке прохлаждается теперь — мы ночью фрицевскую подлодку заметили. И протаранили по моему приказу, ну там много чего всплыло, да так, что Турции вдруг стало очень грустно и невесело. Впрочем, большая политика не для меня. Так вот, за подлодку я получил сначала по шее, а потом и орден.

В итоге, захожу я в штаб, а предчувствие не на бледный вид, но где-то близко, потому как кто начальство знает? Пересадят на канонерку, и буду пулять из сорокапятки по воронам. Впрочем, куда бы ни пересадили, не расстрел, и ладно. Мало ли… В наше время вообще не всегда понятно, за что расстрелять могут.

— Явился? — улыбается мне командир дивизиона. — Собирай своих матросов, в морскую пехоту пойдешь.

— За что?! — не выдерживаю я. В словосочетании «морская пехота» главное слово все-таки «пехота», а я же…

— Новое подразделение приказано сформировать, — становится он серьезным, — очень уж гитлеровцы давят. Да поставить грамотного командира. Я лучше тебя не знаю кандидата.

— Понял, — тяжело вздыхаю я.

Ну это он меня подмазал слегка, насчет того, что не знает лучшего кандидата, конечно. Есть и получше, но, насколько я понимаю, решение уже принято, потому единственное, что могу сделать — взять под козырек и идти огорчать матросов с боцманом. Враг уже на пороге Крыма, потеряем базу — мало никому не будет, значит, надо помочь пятящейся армии. Вот в таком духе я с ребятами и говорю.

Одно дело, если сослали в армию, а другое — братская помощь. Совсем иная история, так что теперь мои горят решимостью отбросить врага. Начинается беготня: обмундирование — хотя из тельняшек нас точно не вытряхнешь — шинели, оружие… Еще нужно научить ребят стрелять, гранату, опять же, кидать, многие и так умеют…

Мне неожиданно падает следующее звание в петлицы, вызывая тем самым мимолетный ступор. Любимая еще плачет — чувствует она что-то нехорошее. Ничего, родная, выкрутимся…

Сны ей тоже снятся. В них она потерянная девчонка, у которой мама на глазах погибла, и ни у кого не нашлось толики тепла для ребенка — кроме рыжего парня. Вот послушав описание рыжика, усмехаюсь уже я. Понятно, кто мне снится, но вот то, что мы даже во снах связаны, — это радует.

— Во сне я и есть тот рыжик, — признаюсь любимой.

— Я чувствовала, — кивает она мне в ответ. — Как ты думаешь, наши сны что-то значат?

— Не знаю, — качаю головой. — Совсем не знаю…

— Вот и я не знаю, — закрывает она глаза, задремывая в моих объятиях.

Ну а утром нам пора в путь. Увидимся ли? Должны, обязаны увидеться, это я и милой своей говорю, заскакивая на подножку поезда. У меня под командованием рота очень злых на немца матросов, пусть и немного людей, но бегать они просто не умеют. Поэтому берегись, гитлеровская гадина, к тебе пушистый зверек бежит. Только бы с любимой ничего не случилось…

Джинни