Тяжело вздохнув, я с ним соглашаюсь. Не люблю я таких загадок, но тут делать нечего — нужно разбираться, потому что оставлять врага за спиной очень непредусмотрительно. То есть или актировать надо, или еще чего, но найти настоящего отца, а не пародию самодвижущуюся.
Колин
Викки у меня здесь сирота, потому вопрос даже не стоит, я беру ее за руку, спокойно двигаясь в сторону переходного барьера. Мы все так движемся, привычно прикрывая друг друга, хотя внимания на нас не обращают. Я чувствую на себе брезгливые взгляды, ну чисто фрицы! Ничего и наш день придет, вот тогда и посмотрим, кому смешно будет.
— А твои меня не прогонят? — интересуется ставшая совсем юной спасшая мне жизнь девочка.
— Прогонялка не выросла, — хмыкаю я, потому что рецепт на крайний случай у нас есть у всех — как до него добраться, командир объяснил. — Судя по тому, что в памяти — не прогонит, ну а если, тогда поиграем.
— Люблю тебя, — прижимается она ко мне.
— И я тебя люблю, — отвечаю ей, ведь мы неразделимы. Нет такой силы, что сможет ее у меня отнять.
Мы выходим на людскую часть, я охватываю взглядом площадь, привычно отмечая отсутствие знакомой черной униформы. Эсэс не видно, а полицейских слишком мало. Если надо будет… Впрочем, пока не надо. Контролируя Викки рукой, я двигаюсь по направлению к ставшему вдруг серьезным отцу. До этого момента он приветливо улыбался, но вот сейчас…
— Ты изменился, сын, — произносит он, глядя мне в глаза. — Познакомь с избранницей.
— Это Викки, — представляю я девочку. — Моя любимая, хотя это ты и сам понял.
— Сирота? — лаконично интересуется он.
— Да, — киваю я в ответ. — Но…
— Не обсуждается, — улыбается он, обращаясь затем к Викки. — Добро пожаловать в семью, дочка.
Есть в этой фразе что-то совершенно неанглийское. На мгновение показалось, что домой вернулся — интонации у папы очень знакомые, но не может е он быть русским? А Викки моя слезу пустила, ведь отец нас обоих обнял. Настоящие объятия, мужские, и снова ощущение дома.
— Поехали домой, дети, — приглашает он нас, а я рефлекторно смотрю на небо.
Усадив Викки в машину, перед посадкой снова осматриваюсь, увидев на мгновение поднятый кулак одного из моряков. Кивнув, чтобы не нарушать маскировку, ныряю в прохладное нутро совсем не похожего на полуторку пикапа. С ровным гулом дизеля мы покидаем привокзальную площадь. Викки прижимается ко мне посильнее, значит, не по себе моей хорошей. Но мы справимся.
— Что нового в школе? — интересуется папа, погладывая на нас в зеркало. — Много фотографий привез?
— Дома узнаем, — хмыкаю я. — Не до фотографий нам было. То бандит по школе шарится, то оборотень учителем работает, а то и фрицы летающие со всех сторон.
— Интересно у тебя речь изменилась, — хмыкает отец, чему-то улыбаясь.
Я напряжен, потому как едем мы по проселочной дороге, то есть в чистом поле, и медленно едем — мишень мишенью, что раздражает неимоверно. Возможно поэтому, когда по приезду я спотыкаюсь о порожек, то густо обкладываю строение по матушке, заставив Викки захихикать, а вот услышавшего это отца удивиться еще сильнее.
Мы выгружаемся из машины, на меня налетает брат, от дверей улыбается и мама, и тут я задумываюсь — как обезопасить семью. Пока я раздумываю, Викки как-то мгновенно оказывается в маминых объятиях, сразу же заплакав. Ну она и там же всех потеряла, вот и не выдержала. Беспокоит меня эта тишина вокруг, привык я уже к фронту. Ну да живы будем, не помрем.
Викки
Родители любимого совсем на англичан не похожи. Вот совершенно. Такое ощущение, что его отец понимает по-русски. Надо это проверить, потому что странно очень, а если удастся наладить хоть какую-то связь с нашими… Хотя это еще посмотреть надо, какие они наши. Мама милого принялась меня обнимать, и я просто не выдержала. Давно со мной такого не случалось, с самого сорок первого года.
— Садитесь за стол, дети, — улыбнулась добрая женщина.
Хлеб, пастуший пудинг, салаты… Я с удовольствием принялась есть, зная, что родителям любимого меня травить незачем. Хотя, если они вдруг враги? Дернувшись от подозрений, я решаю все-таки, доверится, тем более что Колин еду движением руки проверил, а раз ничего не сказал, то яда точно нет.
Мы привычно молчим за едой, потому что эти минуты тишины бесценны. Милый о чем-то думает, а я разглядываю его семью, все больше убеждаясь в том, что отец его не так прост — он старается незаметно за нами наблюдать, но я что только не видела, так что замечаю сразу. Интересно, что здесь происходит? Я точно знаю, что любимый защитит, потому что его много чему учили, он сам рассказывал.
— Ну, пойдемте, поговорим, — усмехается отец семейства, когда мы заканчиваем обед.
Он одним лишь взглядом успокаивает желающую что-то сказать женщину, показывая Колину в сторону кабинета. Ну это я теперь уже вижу, что мы в кабинете оказываемся. Странно вообще-то, кабинет у фермера, но я молчу, переглядываясь с любимым. Отчего-то мне хочется обострить ситуацию, потому что отец милого явно не знает с чего начать разговор.