Взгляд Гая смягчился и затуманился. Казалось, он смотрит не на Эхо, а сквозь нее.
– Выбор всегда есть. Даже если он плохой.
– А этот какой? – спросила Эхо. На кухне Айви с Джаспером притихли, и девушка догадалась, что они слушают.
– Надеюсь, хороший.
Айви и Джаспер продолжили беседу, но говорили вполголоса, и Эхо была им за это благодарна.
– А я вас себе не такими представляла, – заметила Эхо. Пришел ее черед понижать голос, так, чтобы слышал только Гай. – Я имею в виду, дракхар.
Он сложил руки на животе и устало улыбнулся. Когда он улыбался, то выглядел моложе, но сейчас в уголках его глаз прорезались морщины, и Гай казался старше. Его не портила даже усталость, до того он был красив. Гай опустил плечи, уселся глубже в кресло и взглянул на Эхо из-под полуопущенных век.
– Какими же? – поинтересовался он.
Эхо лишь покачала головой.
– Так что же говорят о нас птератусы?
– Что вы чудовища.
Гай приподнял бровь.
– Ты считаешь меня чудовищем?
Эхо могла бы соврать, но он бы моментально раскусил ее ложь. Таких, как Гай, не проведешь.
– Не так страшен черт, как его малюют.
– Данте. – Краешки его губ чуть приподнялись в улыбке. – А ты начитанная.
– Частенько торчу в библиотеке. – Наверное, не стоило рассказывать об этом Гаю. Неправильно это. Да и незачем.
Гай впился в нее изучающим взглядом, сунул руку под рубашку и вытащил медальон. Эхо инстинктивно сжала пальцы, так ей хотелось взять кулон в руки. Как и Джаспер, она обожала красивые вещи, но тут дело было в другом. Эхо казалось, что медальон должен принадлежать ей, а почему – она не сумела бы объяснить, даже если бы попыталась. Гай повертел кулон в руках, погладил бронзового дракона.
Эхо хотела попросить его, чтобы он отдал ей медальон, но ведь Гай говорил, что это его вещь, а значит, она не имеет на нее никакого права. Эхо все понимала, но ничего не могла с собой поделать.
– А кинжал с тобой? – поинтересовалась она.
Гай положил медальон себе на колени, расстегнул маленькие кожаные ножны на поясе и плавным движением вынул кинжал. Перевел взгляд с кинжала на Эхо и замер в ожидании. Эхо снова сжала пальцы. Ей хотелось подержать кинжал, ощутить тяжесть его рукояти в ладони, коснуться сорок из оникса и перламутра. И лишь одно не давало ей покоя.
– Не понимаю, – проговорила она, – как кинжал приведет нас к жар-птице?
– Я и сам не знаю, – ответил Гай. Было видно, что это признание далось ему с трудом: он не привык расписываться в собственном неведении.
– Забавно, – продолжала Эхо. Гай не стал уточнять, что именно ее так позабавило, и лишь наклонил голову в знак того, что ждет продолжения. – Я про сорок на рукоятке. Меня так иногда Птера зовет. Своей маленькой сорокой. – Эхо и сама не знала, с чего ее вдруг потянуло рассказать ему об этом.
– Сороки, – негромко и задумчиво произнес Гай, словно размышлял вслух. Похоже, он на миг забыл о ее присутствии. – Кстати, они умелые воришки.
В его облике таилась печаль. Эхо вдруг показалось, будто она увидела его таким, каким он, наверное, был много лет назад, прежде чем война наложила на него отпечаток.
– Они очень умные, – добавила Эхо.
По лицу Гая скользнула тень улыбки.
– Правда?
Эхо кивнула.
– Единственные птицы, которые прошли зеркальный тест.
– Что еще за тест?
– Так ученые определяют уровень самосознания у животных. И сорока оказалась единственной птицей, которая узнает свое отражение в зеркале.
Гай посмотрел на кинжал, повертел его в руках.
– Какой ерундой заняты ваши ученые.
– Едва ли их можно назвать моими, – парировала Эхо. – Меня мало что связывает с моим биологическим видом.
Гай в ответ лишь тихо вздохнул. Он не сводил глаз с кинжала и семи летящих сорок на его рукоятке.
– Он тебе так дорог? – спросила Эхо.
– Да не то чтобы… – ответил Гай. – Он напоминает мне кое о ком, кого я знал давным-давно.
В его словах слышалась такая горечь, что Эхо догадалась:
– О девушке?
Гай снова улыбнулся, но в улыбке его не было ни тени радости.
– А разве бывает иначе?
Весь романтический опыт Эхо ограничивался двумя месяцами отношений с Роуаном. По сравнению с Гаем она казалась себе неопытной девчонкой.
– Пожалуй, ты прав.
Глядя, как Гай проводит пальцами по рукоятке, как поворачивает ее к свету, чтобы лучше рассмотреть, Эхо почувствовала то же, что в Лувре, когда ее неожиданно потянуло к витрине с кинжалом. Крылья и брюшки сорок, выполненные из оникса и перламутра, красиво блестели. Ни одну вещь Эхо так не хотелось заполучить, как этот кинжал. Наверное, это было написано у нее на лице, поскольку Гай вздохнул и рукояткой вперед протянул ей кинжал.
– На, держи, – сказал он. – Как ты там говорила? Что нашел, то мое? – Он умолчал о том, что Эхо обозвала его козлом. Мило с его стороны.
Эхо схватила кинжал, и странный зуд, терзавший ее, утих. Она понимала, что зарывается, но все-таки спросила:
– А медальон?
Гай покачал головой и сжал в руке кулон.
– Вообще-то он мой.
– Кстати, – заметила Эхо, – ты, случайно, не знаешь, как он оказался в чайном домике в Киото?