Читаем Полуночник Вэйян, или Подстилка из плоти полностью

— Ну а вы, господин Инспектор состязаний, почему молчите, словно в рот воды набрали? — обратилась вторая к Полуночнику. — Сидите словно истукан и даже пальцем не шевельнете! Какой же вы Инспектор? Какой от вас прок?!

— Я хоть и Инспектор, но никому не собираюсь потворствовать. Меня одно беспокоит — не выдержит она! Может, пусть выпьет несколько чарок и тем искупит свою вину?

— Вонючая брехня, — закричали подруги. — Если бы можно было подменять одно другим, мы бы с самого начала так и сказали: пьем вино, и больше ничего! Ты думаешь, нам не стыдно раздеваться друг перед другом да гадости творить на виду у всех?

Вэйян чувствовал справедливость этих слов, а потому не стал перечить.

— Молчу, молчу! И все ж прошу: явите милосердие, не требуйте зараз всего. Пускай она лишь скинет платье, покажет общий вид — и все!

Но Сянъюнь с Жемчужиной уперлись на своем, требуя, чтобы все происходило, как на картинке, без изменений.

— Пускай все будет так, как он сказал, — вдруг вмешалась Благовещая Яшма. В ее глазах они увидели вроде как участие к тетке. — Пусть картина будет в самом общем виде, зачем все видеть до конца?!

— Это сделать совсем нетрудно! — воскликнул Полуночник. Его рука устремилась к штанинам Чэнь, но тетка ни в какую! Она проявила в своем нежелании снимать одежду изрядное упорство, и Вэйяну пришлось приложить усилия. Наконец тетушка Чэнь смирилась. Со скорбным выражением на лице она приблизилась к «весенней скамье» и распустила пояс. Но едва гость приблизился к «воротам дальним», хозяйка вдруг истошным гласом заорала и попыталась встать, чтобы немедля кончить это представление. Не тут-то было! В нее вцепились шесть злодейских рук. Мошенницы заранее продумали сей хитроумный план до самого конца, и даже участливость Благовещей Яшмы была наигранной. Просто надо было как-то одурачить тетку. Едва та сняла одежду и легла, как все трое тут же бросились к ней. Одна прижала голову к скамье, вторая держала за руки. Третья проявила особое коварство: крепко обхватив Вэйяна сзади, изо всех сил давила на него. Ах, бедняжка Чэнь! Ей не то что встать — даже шевельнуться не давали. А между тем безжалостный злодей уже перешагнул порог «далекой залы». Тетка завизжала — ну прямо поросенок, в которого всадили нож!

— Ой, пощадите, пощадите! — взмолилась она.

— Ну, будет вам! — проговорил Вэйян. — Это ведь не шутка. Глядишь, еще случится что-нибудь!

— Она сама твердила: поскольку-де она экзаменатор на этих состязаньях, значит, отличается от всех других, ей счет не устанавливается и она будет сражаться, покуда хватит сил… Вот мы и желаем знать: сколько у нее сил?

— Нету, нету сил, иссякли до конца! — вскричала Чэнь. Она имела очень жалкий вид. Племянницы, сжалившись, освободили ее. Тетка едва стояла на ногах. Лицо — ну прямо как у мертвеца. И слова вымолвить не может. Но вот наконец она пришла в себя и тут же позвала служанку, чтобы та свела ее домой.

Три или четыре дня тетушка болела: то мучил жар, то колотила дрожь. Одни места раздулись, другие саднили. Спустя немало дней она все же через силу поднялась с постели.

После этого случая тетка затаила в сердце злость, но открыто проявлять ее боялась. Она еще мечтала о своей доле в горячих ласках, а потому старалась всем потрафить, угодить… С этих пор они нередко собирались вместе, вкушая радости без меры.

В свое время Вэйян, покидая дом, обещал жене Яньфан, что вернется через три луны — к тому времени, когда ей придет пора рожать. Однако в утехах он забыл счет времени и вспомнил про дом лишь тогда, когда три месяца давно уже прошли. Он послал домой слугу Шусы: узнать, что там творится. Вернувшись, тот сообщил хозяину, что Яньфан разрешилась от бремени сразу двойней — девочками. Услышав эту новость, тетка Чэнь с племянницами накрыли стол с вином, чтобы поздравить возлюбленного со счастливым событием. Понятно, что не обошлось дело без совместных ласк. Но вот через несколько дней Вэйян отправился домой.

А теперь вернемся к Яньфан. Ее тревожило, что дети могут помешать ее утехам. Она нашла двух баб-кормилиц и передала детей их заботам. Через месяц после родов приехал муж. Как говорится, пришла пора привести в порядок оружие и боевые стяги, чтобы снова двинуться на штурм твердыни. Воин рвался в бой, намереваясь нагнать упущенное время. Не тут-то было! Как говорили в древности: «Богатства оскудели, народ обнищал!» Увы! Павшего на поле брани ни понукания, ни приказы не воскресят. Четыре или пять лун, которые Вэйян провел в любовных удовольствиях, не зная меры, забыв о смене ночей и дней, конечно, не прошли бесследно. Силы его будто надломились, а дух иссяк. Яньфан так и не смогла удовлетворить своих желаний до конца. В ее душе кипела злоба и жгучая обида.


В замечаниях говорится:

Перейти на страницу:

Все книги серии Жемчужина дракона

Похожие книги

Манъёсю
Манъёсю

Манъёсю (яп. Манъё: сю:) — старейшая и наиболее почитаемая антология японской поэзии, составленная в период Нара. Другое название — «Собрание мириад листьев». Составителем антологии или, по крайней мере, автором последней серии песен считается Отомо-но Якамоти, стихи которого датируются 759 годом. «Манъёсю» также содержит стихи анонимных поэтов более ранних эпох, но большая часть сборника представляет период от 600 до 759 годов.Сборник поделён на 20 частей или книг, по примеру китайских поэтических сборников того времени. Однако в отличие от более поздних коллекций стихов, «Манъёсю» не разбита на темы, а стихи сборника не размещены в хронологическом порядке. Сборник содержит 265 тёка[1] («длинных песен-стихов») 4207 танка[2] («коротких песен-стихов»), одну танрэнга («короткую связующую песню-стих»), одну буссокусэкика (стихи на отпечатке ноги Будды в храме Якуси-дзи в Нара), 4 канси («китайские стихи») и 22 китайских прозаических пассажа. Также, в отличие от более поздних сборников, «Манъёсю» не содержит предисловия.«Манъёсю» является первым сборником в японском стиле. Это не означает, что песни и стихи сборника сильно отличаются от китайских аналогов, которые в то время были стандартами для поэтов и литераторов. Множество песен «Манъёсю» написаны на темы конфуцианства, даосизма, а позже даже буддизма. Тем не менее, основная тематика сборника связана со страной Ямато и синтоистскими ценностями, такими как искренность (макото) и храбрость (масураобури). Написан сборник не на классическом китайском вэньяне, а на так называемой манъёгане, ранней японской письменности, в которой японские слова записывались схожими по звучанию китайскими иероглифами.Стихи «Манъёсю» обычно подразделяют на четыре периода. Сочинения первого периода датируются отрезком исторического времени от правления императора Юряку (456–479) до переворота Тайка (645). Второй период представлен творчеством Какиномото-но Хитомаро, известного поэта VII столетия. Третий период датируется 700–730 годами и включает в себя стихи таких поэтов как Ямабэ-но Акахито, Отомо-но Табито и Яманоуэ-но Окура. Последний период — это стихи поэта Отомо-но Якамоти 730–760 годов, который не только сочинил последнюю серию стихов, но также отредактировал часть древних стихов сборника.Кроме литературных заслуг сборника, «Манъёсю» повлияла своим стилем и языком написания на формирование современных систем записи, состоящих из упрощенных форм (хирагана) и фрагментов (катакана) манъёганы.

Антология , Поэтическая антология

Древневосточная литература / Древние книги