— За девчонку отвечаешь головой, — бросил Лиран. — Я не шучу. Если упустишь её…
Угроза выглядела странной после знакомства с цесаревичем. Но, по крайней мере, он дал нам согласие. Я была вольна уйти, но моя свобода этим исчерпывалась. Я знала, что цесаревич найдёт меня, где бы я не находилась.
— Я понял, — кивнул Дульбрад и коротко поклонился. Я не стала прощаться с наследником. Мне хотелось, чтобы он находился подальше от меня и желательно занимая трон Льен. Хотя не всем мечтам суждено сбываться, я надеялась, что эту Треокий исполнит.
И мы вышли из дома. С Барни не удалось попрощаться, но я не грустила. Едва ли вояка не догадывался, почему Лиран приказал мне надеть то роскошное платье. Но мы в любом случае не застали мужчину в доме, и я освободилась от обязанности сказать ему несколько добрых слов перед разлукой.
Как только мы оказались на улице, Милош попросил меня:
— Называй меня, как и раньше, Иваром. Даже наедине. Никто не даёт гарантии, что нас не подслушают.
Я согласилась и спросила:
— Ты расскажешь мне больше? О шкатулке?
— Как только выйдем в лес.
Но только мы дошли до городской конюшни, как услышали звон колоколов, доносящихся из дозорных башен. Металлические языки с остервенением начали биться о покатые стенки, туда-сюда, разнося тревожную весть. Звук всё нарастал, не желая смолкать. Всё новые и новые колокола подключались к общему шуму. Мы встревоженно переглянулись, и Милош положил руку на рукоять меча, висящего на поясе.
По улице стали беспокойно носиться люди, и до меня донеслось одно слово, от которого до боли сжималось сердце, а по телу побежали мурашки. Это слово панически пугало меня ещё в детстве, и я не смогла избавиться от своей боязни и сейчас. Я слышала чужие голоса и улавливала в них знакомые нотки. Мне хорошо знаком этот оттенок горечи и мертвящего ужаса. В чужом крике смешались паника и страх:
— Веряне!.. — предупреждая остальных, истошно вопил мужчина, спотыкаясь на ходу, но не замедляя бега.
— Веряне! — присоединились к гулу другие. Толпа рвалась, продираясь вперёд и сметая всё на своём пути. Предостерегающие крики разбавлялись звоном колоколов. Беспокойство других людей вселяло тревогу и в собственную душу. Животный страх завладел жителями Нижнего Крака, и я беспомощно оглядывалась по сторонам, не зная куда бежать и что делать, чтобы не затоптали свои и не убили чужие. Кишащее месиво из людей, истошно кричащее, катилось волной по городу. Начавшийся переполох никак не стихал.
Милош, единственный, кто не утратил трезвости рассудка, рванул в конюшню и схватил первую попавшуюся кобылу. Если бы не услышанное предупреждение, мы бы поехали на двух лошадях, но даже после уроков Барни я не могла выдержать быструю скачку — не хватало опыта. Поэтому вор сел сам и водрузил меня спереди.
Но даже ему потребовалось время, чтобы удержать встревоженное животное. Кобыла беспокойно ржала, норовисто отказываясь подчиняться приказам наездника. Боясь шума и чувствуя охватившую всех панику, она сдавала назад, боясь подступаться к людям. Но Милош не ведал к ней жалости и настаивал на своём. Лошадь встала на дыбы. От ужаса я вцепилась в гриву, а спиной упёрлась в мужчину, боясь свалиться, но Треокий миловал: мы оба остались в седле. Жёстко держа повод, вор не собирался отступать, но желаемого никак не удавалось достигнуть.
Кот, сидевший всё это время у меня на руках, вдруг зашипел, испугавшись шума и норова лошади, и попытался вырваться. Я попыталась его удержать, но он ловко вывернулся и прыгнул на землю, приземлившись на лапы.
— Фрай! — закричала я и захотела слезть.
— Не сейчас, Уна! — приказал Милош, крепко схватив меня. Я беспомощно смотрела, как кот исчез в толпе, но ничего не могла сделать. Внутренне согласилась с тем, что с ним, очень может быть, ничего не сделается, а вот меня могли запросто убить, но всё равно я жалела, что расставалась с другом. Лишь понадеялась, что жизнь на западе окажется не столь жестокой для него, как в Берльорле.
Лошадь тронулась, наконец совладав с собственным страхом. Я прижалась к Милошу, боясь свалиться во время скачки. Меня окутал запах лимонов и липового цвета, смешанный с какой-то особой мужской ноткой. Вопреки нападению варваров на город, я больше не испытывала страха перед захватчиками. Рядом с сыном покойного князя Дульбрад я ощущала себя в безопасности.
Веряне брали числом. Я едва успевала уследить за разворачивающимися событиями на улицах Нижнего Крака, но видела снующих степняков, режущих невинных людей. Приграничье долго оставалось свободным. По непонятной для меня причине варвары панически боялись Арманьёлы. А угроза спокойствию города, в котором мы очутились, значила ни много ни мало то же, что и официальное объявление войны.