Когда Эллен отдалась на волю воображения, разогревая на гриле заранее приготовленные гамбургеры, она поняла, что сосредоточена исключительно на холоде, который ощущается за жалюзи на окне как чье-то присутствие, готовое вторгнуться в кухню, если только система отопления даст сбой. Она легко представила себе, как снеговики толпой ломятся к окну, карабкаются друг на друга и стоят за стеклом, похожие на лишенный лица тотемный столб, дожидаясь, пока она поднимет жалюзи и увидит их. Она поймала себя на мысли, что жалюзи кажутся ей белее обычного, словно в окне застыло нечто, светлее полосок пластмассы. Она отвернулась и ощутила уличный холод, словно чей-то долгий леденящий вздох на затылке.
– Эй, несите тарелки, – крикнула она детям.
– Ты меня перебила, когда на меня только сошло вдохновение, – посетовала Маргарет, а Джонни притопал в кухню с таким озабоченным видом, что вряд ли вообще услышал ее. Эллен заправила салат и велела Джонни нести на стол, а сама пошла следом с готовыми гамбургерами.
– Итак, – сразу же начал Бен, – что же, по-вашему, находится под воздействием полуночного солнца?
– Давай ты первый, Джонни, – сказала Маргарет.
– Частица холода, которая выйдет, когда солнце закатится.
– Нет, – возразила Маргарет, – частица того холода, который существовал еще раньше, чем появились звезды.
– Может, просто одиночный кристалл холода. – Глаза Бена ярко блестели. – А где же остальной холод, как по-вашему?
– Он ушел прочь, когда было создано все вокруг.
– Или же ушел туда, где нет ничего, кроме темноты, – поправила Маргарет.
Джонни впился зубами в свой гамбургер и быстро зажевал.
– И что он там делает?
Эллен чувствовала, что все трое ждут, когда заговорит она. Хуже того, она чувствовала, они ждут, чтобы она озвучила то, о чем думают они сами, поскольку все, о чем они успели сказать, приходило в голову и ей тоже, пока она возилась в кухне. Ей доводилось принимать участие во множестве мозговых штурмов, когда она работала в рекламе, но никогда их участники не говорили словно одним голосом.
– Он спит, – сказала она.
– Не совсем. И не только, – возразил Бен. – Ему снится совершенство и то, как он воссоздаст мир вокруг себя в таком виде, какого мы не в силах вообразить.
– Это просто сказка, не забывайте, – сказала Эллен детям, – сюжет для следующей книги.
Бен явно был в восторге от того, что они поделились своими фантазиями. Весь ужин он улыбался, словно поощряя семейство высказываться дальше или даже задать ему некий вопрос. После ужина он отправился вслед за Эллен и детьми в кухню, где путался у всех под ногами и глазел на жалюзи, словно мог видеть сквозь них, пока дети помогали Эллен мыть посуду.
– Чем займемся теперь? – спросил он.
– Поиграем во что-нибудь, – предложила Маргарет.
– В лудо! – закричал Джонни.
– Какая древность, – заметил Бен и принес потрепанную коробку из чулана под лестницей.
Его как будто заворожили узоры, которые фишки выписывали на доске по мере развития игры, и Эллен не могла припомнить, чтобы они когда-либо раньше выстраивались настолько симметрично. Когда у Джонни начали слипаться глаза, она объявила, что текущая партия последняя, и, к ее изумлению, запротестовали не дети, а их отец.
– Куда торопиться-то? Можно сегодня посидеть подольше.
– Но завтра нам встречать Рождество, и мы же не хотим, чтобы все устали уже сегодня и не смогли порадоваться празднику.
На мгновение Эллен показалось, он собирается поспорить, но что тут можно было возразить? Когда партия завершилась, Маргарет сказала:
– Джонни, я иду наверх.
Как только Эллен отправилась туда же, чтобы пожелать детям спокойной ночи, Бен поспешил за ней следом. Конечно же, он тоже хотел пожелать им спокойной ночи, однако в его поведении чудилось что-то детское – возможно ли, что он боится оставаться один? Эллен поцеловала Маргарет и Джонни, накрыла их одеялами до самых подбородков и погасила свет. Бен проворчал:
– Ну-ка, быстро спать, – но так бодро и напористо, что не мог не понимать – это вызовет обратную реакцию, и задержался там в темноте, пока Эллен не спустилась обратно.
– Еще партию? – спросил он, вернувшись в гостиную.
– Мне бы хотелось просто посидеть у елочки.
– Оба посидим.
Он выключил верхний свет и опустился на краешек кресла. Тени еловых веток легли ему на лицо, отражения огоньков в глазах походили на осколки льда. Он так пристально всматривался в недра деревца, что Эллен показалось, она явно что-то тут упускает.
– Хочешь поговорить? – спросила она.
– Необязательно.