Полуночное венчание

Стаканчик в руках Юльки в больнице был только первой ласточкой, теперь же мне удалось практически невозможное — в призрачном существовании выбить из рук Еремина, так его, кажется, зовут, альбом с моими фотографиями, при этом серьезно оттолкнув следователя.

Вот ему, будет знать, как лазить в чужих вещах!

С улыбкой я наблюдала, как Еремин в ужасе оборачивается! На лице всесильного полицейского возник такой неподдельный испуг, что мне стало смешно. Разумеется, никого позади себя он не увидел. Игриво подмигнув Лешке, единственному существу в комнате, способному меня видеть, я серьезно задумалась.

Кто же учинил подобный беспорядок в моей спальне?

Разумеется, я не супер-пупераккуратистка, но я не могла представить и в страшном сне, что я сама способна сделать подобное в своей собственной комнате.

И не просто комнате, а в своей спальне.

Не знаю, как другие, но для меня спальня всегда была самым священным местом в доме. Именно здесь, в своей собственной кровати, я, как большинство представителей расы Homo Sapiens, проводила большую часть своей жизни. Хотя иногда с тоской думала, что все же всю свою жизнь я проторчала именно на работе или в бесконечных пробках Подмосковья.

Так вот, спальня была для меня священна.

Порядок и уют в ней был для меня неким пунктиком, ритуалом уборки, который я неукоснительно соблюдала. Представить себе, что я могла оставить в спальне грязную чашку из-под кофе или обертку от конфеты, для меня было бы катастрофой. А теперь, наблюдая за развороченным шкафом, разбросанными на полу моими вещами, колготками на люстре, я пребывала в полном ступоре.

Лешка никогда бы не смог открыть шкаф-купе и вытащить все мои вещи, раскидать постельное белье и разбить статуэтки на книжной полке.

Да он бы и не стал так себя вести.

В гостиной, кухне и коридоре царил полный порядок, все было как обычно.

Что же за тайфун обосновался у меня именно здесь?

А тут еще и господин следователь, сующий нос в мои личные вещи: то полки осматривает, то фотки разбирает. А я ничего и сделать не могу, потому что меня вроде бы здесь и нет. Формально уже нет, физически меня нет, один лишь сгусток энергии, если я правильно поняла объяснения Кузьминичны.

Из моих размышлений меня вывел язвительный голос Олега:

— Что-то случилось, Иван Андреевич?

Его красноречивый взгляд и наглая ухмылка остановились на непонятно озирающемся Еремине.

Так он чего доброго и в привидения поверит!

— Нет-нет, все нормально. — Еремин еще раз внимательно посмотрел на Лешку: кроме кота за его спиной, не считая, конечно, моего бесплотного призрака, больше никого не было. Рыжий кошара сделал умильно-наивное выражение морды и заподозрить его в злом умысле было невозможно.

— Эээ, Юлия, так подскажите, кто же это? — Еремин снова поднял нашу общую фотографию с Моим Принцем, где мы, влюбленные и счастливые, улыбались в объектив на фоне Софийской набережной. Хоть прошло уже столько лет, я в малейших подробностях помню тот великолепный майский день.

Подняв фотографию с пола, Еремин еще раз оглянулся — не привидится ли ему что-нибудь еще.

Я, конечно, сдержалась, правда, с трудом. Не хватало еще напугать следователя до полусмерти.

— Ах, это Денис. Фамилию не помню, простая какая-то — то ли Алексеев, то ли Александров. Любовь всей жизни Алисина. Он ее бросил много лет назад, она за ним, дура, еще и бегала. Ни грамма гордости у подружки, — надув губки, принялась самозабвенно сплетничать Юля.

Ну вот, приехали. Вот как, оказывается, это выглядело со стороны.

Да, к предательствам подруги уже можно было бы привыкнуть, но прошлая, казалось бы, давно зажившая рана снова дала о себе знать.

Мне на секунду показалось, что в моем кровавом, истерзанном сердце с радостью садиста моя любимая подружка поворачивает раскаленный на огне, остро отточенный гвоздь.

А та с капающим ядом продолжала:

— Да и не любил он ее никогда, так, воспользовался пару раз Алиской. Еще бы, такой красавчик, москвич, обеспеченный, успешный. Нужна она была ему…

Мне на приемах психологи все в один голос говорили, что время лечит, что все пройдет, забудется, что через несколько лет я с улыбкой буду вспоминать бывшую любовь, качая в колыбельке детей от другого Принца, но мои чувства к Моему Единственному не смогла убить даже моя смерть.

Какой убийственный каламбур — «убить смерть». Мои преподаватели на журфаке, наверное, бы закидали меня тухлыми помидорами за подобный слог. Но из песни слова не выкинешь, а сейчас мне хотелось убить лишь Юлю — змея, гадина, Иуда… Она же все знала, знала мои страдания-мучения, как она сейчас через несколько часов после моей физической смерти, когда мой дух еще витает рядом, как она может говорить такие вещи?

Я не сторонница физических мер воздействия, даже больше — по жизни я пацифистка, но тут, не сдержавшись, я подлетела к Зининой и попыталась вцепиться ей в волосы.

Ноль эмоций — ничего не вышло.

Мои руки проходили сквозь ее ненавистную физиономию, не нанося ей никакого вреда.

Что же это такое, я же только что смогла прикоснуться к Еремину?