Полуночное венчание

— Я очень давно, более семидесяти лет назад, работала врачом в госпитале на Краснопресненской. Здесь же неподалеку, под Зеленоградом у деревни Крюково, были жаркие бои в 1941 году. В госпитале мест не хватало, раненых все подвозили и подвозили, — глаза Кузьминичны затуманились, она вспоминала прошлое. — Врачи, медсестры, все мы работали до полного изнеможения. Не то что таблеток и препаратов, бинтов, марли не хватало, на перевязочный материал пошли все простыни, пододеяльники со склада госпиталя. Я смотрела на молодых солдат, мальчишек еще, отдававших жизнь за нашу Родину, и у меня сердце кровью обливалось, я понимала, что большая часть из них никогда не вернется домой. Вот здесь на койке, в палате многие умрут, и я ничего не смогу сделать. Мой сын Алеша тогда воевал под Ржевом. Письма и весточки от него получала очень редко. Волновалась безумно и представляла, что чувствуют в этот момент матери вот таких же мальчишек, лежащих у меня в палате. Так вот немцы наступали на Москву, везде шли жаркие бои, многие заводы и предприятия были эвакуированы в тыл, но наш госпиталь нельзя было трогать. У нас были тяжело раненные солдаты, многие бы не выдержали опасного пути. Я с медсестричкой Сонечкой в тот день проводила обход, когда привезли новую партию раненых из Крюково. Целый грузовик с ранеными, наваленными друг на друга. Помнишь, как у Пушкина «и мертвый лежал на живом». Мы с Сонечкой, девчонке было лет шестнадцать, но она в документах приписала два года, смышленая и улыбчивая, она очень хотела быть полезной Родине. Так вот, когда мы с ней возле грузовика разбирали солдат, тащили на себе их до палаты, в этот момент рядом упала бомба. Меня задело осколками. Это я потом, из подслушанных разговоров узнала, что это были осколки. А в ту секунду только яркая вспышка, невыносимая боль, и вот я уже парю в воздухе над своим телом. Я видела душу Сонечки, молодых солдат, над всеми ними открывался кусочек небес, и все они улетали туда, наверх. Я же пыталась протиснуться не в свою очередь, но передо мной была как будто кирпичная стена, меня туда не пустили. — На этом моменте разговора глаза у Кузьминичны увлажнились, и она, смахнув слезы, продолжила: — Вот с того дня декабря 1941 года я и летаю над округой. А сын мой вернулся с войны, правда, потерял на ней правую руку, под арт-обстрелом задело. Женился, я недавно к их внукам, моим правнукам, «залетала». В Туле сейчас живут.

— А сын ваш тоже тут? Ну, он уже умер? Столько лет прошло, — бестактно поинтересовалась я.

— Сын мой Алеша, точнее, Алексей Владимирович, скончался семь лет назад, я была с ним в тот момент, он меня узнал, обрадовался, улыбнулся. Совсем седой стал, но на отца сильно похож, он улыбнулся и улетел в свои небеса. — Кузьминична немного помолчала, а затем продолжила: — Почему одних забирают, очень многих, а лишь некоторые остаются неприкаянными духами-привидениями, никто точно не знает. Лет тридцать назад я разговаривала об этом с одним симпатичным французом Шарлем. Он по центру Москвы с 1812 года гуляет. Так вот у него теория, что те, кого не забрали, видать, не выполнили свою жизненную миссию, не сделали того, что должны были. И пока этого не случится, будут ходить по земле. — Кузьминична вздохнула.

— А как узнать свою миссию? Какая она? — этот вопрос был очень важен для меня. Я не хотела, как солдат из наполеоновской армии, несколько столетий гулять по Москве.

— Иногда я встречаю в Москве неприкаянные души, но здесь их не так уж и много. Есть «туристы», а местные столетиями путешествуют. Наши поговаривают, один дворянин из-под Тулы XIX века сейчас живет в замке Шотландии, пристроился замковым привидением, живых пугает.

— А как же их пугать, если они нас не видят? — спросила я.

— Это вот эти, толстокожие, не видят, — кивнула Кузьминична на мерзнувших на крыльце интернов, — а люди со сверхспособностями, экстрасенсы, медиумы, многие и видят, и слышат, и даже пытаются разговаривать. Слышала теорию про «белый шум»?

Я кивнула, как раз недавно смотрела научно-документальный фильм, где ученые сконструировали прибор для изучения эффектов «белого шума».

— Тут мне Поликарп рассказывал, он умер в 1856 году, пять лет не дожил до отмены крепостного права, так и умер в рабстве, как он называет. Так он без работы мается, скучно ему вот уже сколько лет, он сейчас всю прессу читает-изучает, решил приколоться. Поболтал при помощи «белого шума» с учеными. Так вот он жаловался, они его совсем не понимают, все его слова искажают. Он хотел сенсацию провести, славы добиться, чтобы его в газетах напечатали, а так, скорее всего, скоро на Хранителей нарвется.

— Хранители? Кто такие Хранители?

— Понимаешь, Алисочка, тут есть такие сущности, они выглядят как обычные люди, но они не живые и не мертвые. Они тут наводят порядок, присматривают, чтобы призраки особо не лютовали, людям не попадались на глаза. В последние два века привидения повадились специально лезть в объективы фото- и видеокамер. Хранители следят за этим, чтобы достоверная информация не попадала в мир живых.