Полуночные поцелуи

Затем Отис опускается на одно колено и нежно гладит мою лодыжку, приподнимая ее, чтобы поставить мою ногу на его выпрямленное бедро. Его дыхание затруднено, и мы оба молчим, зачарованные, пока он снимает с меня чулки в сеточку, щекоча меня при этом, по одной ноге за раз. Он запечатлевает поцелуй на моих коленях и лодыжках. Когда обе мои ноги снова оказываются на земле, он опускает другую ногу, чтобы должным образом опуститься передо мной на колени. Мозолистые подушечки его пальцев легки, как перышки, касаются моей кожи, скользя вверх по внутренней стороне моей ноги, пока он не проникает под юбку. Одна моя рука цепляется за край раковины, в то время как другая вцепляется в его волосы, пока я пытаюсь оставаться в вертикальном положении, моя вертикальная целостность нарушена его заботами.

Он играет с краем моего нижнего белья, просовывая пальцы под материал, чтобы подразнить влажность моих складок, дразня меня. Он сжалился, когда я издала смущенный возглас отчаяния, и прикусил пояс моих стринг, затем стянул тонкий материал вниз по моему телу, позволяя ему растечься лужицей у моих ног.

Я задерживаю дыхание, когда он отвечает на поцелуй и задерживается на верхушке моих бедер. Его дыхание обдает меня, внутри меня, и я расцветаю еще до того, как он ко мне прикасается, становясь все горячее и влажнее. Он остается недосягаемым, неподвижным, намекая на все великолепие, которым он мог бы меня одарить, легким прикосновением своих губ ко мне. Я промокла насквозь, у меня все болит, я в нескольких секундах от того, чтобы по-настоящему умолять.

— А теперь посмотри, где я стою на коленях.

Наконец, он пробует меня на вкус, и, если бы он не держал меня, я бы рухнула, мои ноги дрожали под огромной тяжестью удовлетворения, которое пронзает меня.

Сначала это мягко, как всегда. Он растягивает мое предвкушение, уделяя предварительному припеву такое же внимание, какое он мог бы уделить хуку.

Он осыпает поцелуями-бабочками мою киску, исследуя влажное пространство с таким легким, таким кратким нажимом, как будто его там нет. Я дергаюсь в агонии, становясь все более влажной. Отис замечает это и хихикает, его веселье пугает меня. Целенаправленный и неожиданный взмах его языка заставляет меня вскрикнуть.

— Я скучал по тому, как я пробую тебя на вкус, — одобрительно мурлычет он, и изгиб его улыбки обжигает меня. Он кладет скрюченный палец между ложбинками моих складок, проводя вверх и вниз, собирая мою влагу в созданный им изгиб. Он стонет, когда новая волна возбуждения вырывается из меня. Как будто я недостаточно возбуждена, он выводит свое имя на внутренней стороне моего бедра, используя мою влажность, чтобы нарисовать это там.

Отис на некоторое время возобновляет свои беззаботные выходки, обводя меня губами, получая удовольствие от моих прерывистых, отчаянных всхлипываний. Я запускаю пальцы в его волосы, пытаясь контролировать его, но он сопротивляется, непреклонен в том, чтобы практиковать свою собственную форму поклонения мне.

Именно тогда, когда я достигаю пропасти безумия, уверенная, что самоликвидируюсь, если он не даст мне именно то, чего я хочу, меня тащат на раковину. Выступ неприятно врезается в мою задницу, но нет времени зацикливаться на дискомфорте, когда он погружается в меня, пожирая мою киску с такой силой и намерением, что мое тело прогибается и подается вперед, крик вырывается из моего горла.

Я приветствую тот приступ восторга, который он доставляет. Он закинул мои ноги себе на плечи, зажав голову между ними. Каждое эротическое посасывание, каждое острое облизывание и каждый осторожный толчок по моему клитору вознаграждаются непроизвольным сжатием моих коленей. Именно тогда, когда он включает свои пальцы, маневрируя руками по моему телу, чтобы лучше раздвинуть мои половые губки и постучать по моему клитору, я уступаю ему весь контроль.

Это действует на меня изнутри, и я испытываю приглушенное удовольствие, когда расплавленный жар облизывает мое тело, начиная с подошв ног. У меня нет сил держаться прямо, и я откидываюсь назад, расслабляя шею, чтобы прижаться головой к прохладному зеркалу. Я прижимаю его лицо к себе, душа его. Он издает влажный сопящий звук, почти протестующий, почти стон.

Я понимаю, что, должно быть, на самом деле душу его, и ослабляю хватку. Это заставляет его рычать, кусать мои половые губы в знак протеста и сводить мои колени вместе, чтобы крепче прижать его голову.

Его голос звучит приглушенно и хрипло, когда он командует мне, сильно сжимая внешнюю сторону моих бедер:

— Я хочу, чтобы эти великолепные ноги размозжили мне череп, или это прекратится.

У меня нет времени протестовать или интересоваться его самочувствием, потому что он снова втирается в меня. Все его лицо скрыто между мной, подбородок и нос глубоко погружены в мою мокрую плоть, язык высовывается, его челюсть оживленно двигается, делая все, что в его силах, чтобы сломить меня.