Полуночные поцелуи

— Да. — Мышцы на его спине напрягаются, когда моя рука нависает над кожей. Мой рот приоткрывается от удивления, когда я пытаюсь описать картины, изображенные на нем. Само по себе его телосложение — шедевр, и иметь еще один набор абстрактных работ, выгравированных на его коже… Я имею в виду, мог ли этот парень стать еще сексуальнее? Я как раз собираюсь спросить его, что означают татуировки, учитывая, как плохо я могу разобраться в собранных вместе узорах, когда он заговаривает, не сводя с меня глаз:

— У тебя есть татуировка?

Рука, скользящая по волоскам на его коже, немедленно отдергивается. Неужели я действительно была так близка к тому, чтобы коснуться его? И я откатываюсь от него, пока не оказываюсь на другом краю кровати. Нацарапанное имя, напечатанное под моей левой грудью, испачканное над сердцем, покалывает.

— Ага.

Все еще глядя вниз, он придвигается ближе.

— Где?

— Это секрет, — тихо говорю я, прикладывая палец к губам.

Он издает горловой звук и тянется вверх, чтобы оттолкнуть его, затем снова засовывает руку под подушку, его лицо внезапно появляется передо мной. Кончики наших носов соприкасаются, а тяжелое дыхание смешивается.

— Секрет? Я люблю секреты. — Он соответствует моей приглушенной громкости. Его близость наэлектризовывает, и мой затуманенный усталостью разум изо всех сил пытается понять, кто он для меня.

— Я тоже.

— Тебе тоже нравится делиться?

— Не особенно.

— Но делиться — это значит заботиться.

— У тебя сложилось впечатление, что мне не все равно? — Он не отвечает, но ясно, что так оно и было. Я щелкаю себя по щеке в притворном беспокойстве. — О… О, Форди. Ты наивный, очаровательный маленький мальчик. — Я протягиваю руку, чтобы ущипнуть его за щеки, но он учтиво избегает меня.

— Я мог бы просто… — Одна из его рук выскальзывает из-под подушки и скользит по матрасу. Его прикосновение ползет вверх по изгибу моей талии и проскальзывает под рубашку. Мой пульс замедляется, сбиваясь с ритма. Дыхание прерывается. Мозолистые подушечки его пальцев так приятно ощущаются на моей коже.

— Соблазнить меня? — Я заканчиваю за него, когда ладонь скользит по ложбинке моей груди, достигая края плеч, мой голос срывается в предвкушении.

Он кивает и моргает медленно, намеренно. Если Резерфорд был близок раньше, то происходящее сейчас невозможно описать. Его губы касаются моих, не прижимаясь, но задерживаясь. Остальные части наших тел расположены под углом друг к другу, но это не имеет значения, поскольку я все еще чувствую его повсюду. Рот наполняется слюной. К счастью, у меня достаточно здравого смысла, чтобы не потеряться в его сексуальной привлекательности и обаянии.

— Это мило, что ты думаешь, что оказываешь на меня влияние, Форди.

* * *

— Могу я спросить тебя кое о чем невероятно странном?

Он смотрит на меня с любопытством, но в его взгляде светится хорошее настроение. Или, может быть, мне так кажется.

— Дерзай. — Что-то внутри меня хочет большего от нашего разговора. Может быть, я хочу, чтобы это закончилось на более существенной ноте, чем то, что телепузику могло сойти с рук убийство. Он говорит: «По». Я говорю: «Тинки-Винки».

Ни один ублюдок не стал бы жить без преступлений, когда Вселенная обошлась с ними так грязно, даровав имя Тинки-Винки.

— Что ты всегда хотел сделать, но никогда не делал?

Резерфорд не колеблется в своем ответе.

— Легко. Я хочу, чтобы меня баловали, как хорошенькую маленькую принцессу.

Я смеряю его пустым взглядом.

— Будь серьезен, Форди.

— Я серьёзен. — Он кладет щеку на ладонь.

— Меня никогда не баловали и не заботились обо мне. И, черт возьми, я хочу этого. — Последнюю часть он произносит как старый южанин.

Грубый комментарий вертится у меня на кончике языка, но он снова смотрит на меня этими глазами, теми же глазами, которые вынудили меня позволить ему остаться, и я знаю, что в его признании есть нечто большее. Итак, я проглатываю это и одобрительно киваю.

— Это справедливо. Нереально и, вероятно, никогда не произойдет, но сердце хочет того, чего оно хочет.

— Пожалуйста, воздержитесь от своей поддержке. Я не могу вынести этого всепоглощающего энтузиазма.

Я машу рукой в воздухе движением, похожим на поклон.

— А как насчет тебя? Что ты всегда хотела сделать, но никогда не делала?

Я на мгновение задумываюсь, ломая голову в поисках ответа, который не был бы тем, что вертится у меня в голове. Но когда проходит дюжина секунд, а никакой другой мысли в голову не приходит, я отвечаю честно.

— Кемпинг.

— Ты никогда не ходила в поход?

Я качаю головой.

Он разглядывает меня и ухмыляется.

— Ты должна сходить. Ты бы хорошо смотрелась в походных ботинках.

— Я бы хорошо выглядела в чем угодно.

— Или ни в чем.

Мой желудок переворачивается от взгляда, которым он одаривает меня, его глаза задерживаются на всех частях меня, которые он уже запомнил.

Он быстро приходит в себя, прогоняя жаркую атмосферу, продолжая спрашивать.

— Почему ты хочешь пойти?