Впрочем, следует отдать тому должное: вел он себя тихо-смирно, пышный зад подавальщицы, ловко сгрузившей на стол перед опасным гостем миску с кашей и кусками оного гуся, кружку с пивом и хлеб, остался в неприкосновенности, а серебрушка была честной, новенькой и необрезанной. Поэтому почтенный трактирщик ограничился короткой молитвой Великому отцу, покровителю странников и гостеприимцев, смысл которой сводился к банальному "пусть все будет хорошо", и вернулся к обычному для себя душевному покою.
Постепенно неподобающий заведению гость перестал притягивать взгляды завсегдатаев, и в "Королевском стремени" возобновились привычные для вечернего времени беседы: о видах на урожай, ожидаемых к осени ценах, налогах, дорогах и прочих вещах, от которых напрямую зависят как власть, так и состояние.
Гость, жадно уничтожив ужин, спросил еще пива. Но напиваться не стал: сидел себе, тянул неторопливо, по глоточку, всем своим видом выражая "устал, отдыхаю, никого не трогаю", а разговоры стекали в его уши, как талые ручейки по весне — сами, без малейших усилий с его стороны. Впрочем, ничего особо интересного «менестрель» так и не услышал: заботы, волновавшие нынче верхушку славного города Оверте, не назвал бы предосудительными даже самый пристрастный судья.
Простыни в "Королевском стремени" отличались чистотой, служанки неназойливостью, а окна и двери — крепкими запорами, и путешественник имел все основания предвкушать спокойный сон. И все же среди ночи его разбудило ощущение опасности, иглой пронзившее сердце. В комнате стояла та прозрачная тишина, в которой легко слышен даже шорох лапок пробежавшей мыши; и ничто, кроме быстрого дыхания пробудившегося человека, не нарушало ее сейчас. Постоялец затеплил свечу, оглядел номер. Проверил дверь, окно. Все было спокойно, вот только сердце стучало как бешеное.
"Менестрель" выругался сквозь зубы, грязно и затейливо. Звук собственного голоса разбил тишину и — в какой-то мере — страх.
— Спи! — сказал он себе. Но вместо того, чтобы вновь завернуться в одеяло и выбросить из головы мешающие отдыху глупости, принялся одеваться.
Ночь уже повернула к рассвету. Самый сонный час: время воров, темных колдунов и нечисти, время для удачной разведки и подлых штурмов, время самого тяжелого и опасного караула.
Одевшись и вооружившись, «менестрель» почувствовал себя лучше. Страх ушел, но тревога не отступала.
— Да что ж это со мной?!
Рука шарила по груди, словно пытаясь защитить обнаженное сердце. До странности пусто и холодно было там, и пустота подсказала ответ: что-то стряслось с девчонкой из замка Лотаров, которой он подарил амулет, как там ее — Сьюз? Ну, друг Марти, сказал себе «менестрель», раз уж ты разбрасываешься святыми амулетами ради ясных глаз деревенских красоток, не жалуйся, когда потом не спится! Слишком долго он жил рядом с твоим сердцем, многолетняя связь не разорвется за день или два, вот и получай теперь весточки о чужих неприятностях.
Марти попытался рассмеяться, но смех прозвучал хрипло и лживо. Да, все дело в амулете: его защиту проверили на прочность, и… Что «и», оставалось только гадать. Лишь одно не вызывало сомнений: амулет исправно защищает новую хозяйку.
Надо было остаться, с досадой подумал Марти. Безумная вылазка… хоть бы Анегард вернулся цел! Сейчас только гибели наследника Лотаров не хватало для полного счастья.
Но, думая так, он слышал в собственных мыслях ложь. Оставаться в замке Лотаров было нельзя, идти на вылазку с отрядом Анегарда — тем более. У баронов Лотарских свои дела, у него — свои. Спасибо им, конечно, за коня и за деньги — маска нищего бродяги не самая лучшая для того, кому не нужны неприятности в пути, — но по нынешним временам эта помощь весит немного. Да и расплатился он по совести: предупреждение о том, что сосед набирает наемников, стоит не меньше. Лотары с Ренхавенами не в дружбе…