Полуночный лихач

И площадь, и Верхневолжская набережная как вымерли. В случае чего никто не придет на помощь… Господи, да неужели к ней никто никогда не придет на помощь?!

Остро пахло бензином. «Протестанты» хохотали. Украдкой высунувшись, Нина увидела, что они выплескивают на флаг содержимое зажигалки.

– Ну, теперь он у нас загорится! – мстительно заорал кто-то.

Флаг и впрямь загорелся. Вспыхнул маленький чадящий костерок, пламя взвилось вихрем – и вдруг Нина увидела бегущего через площадь высокого мужчину.

– Ата-ас! – пьяно выкрикнул один из поджигателей, однако остальным море было по колено, и они только издевательски хохотали.

А напрасно, между прочим. Человек налетел на хулиганов, двумя взмахами раскидал их в разные стороны и принялся затаптывать костерок. Ребятишки неловко поднимались с земли, изумленно переглядывались. Конечно, они и сами знали, что нетвердо держатся на ногах, но все-таки – как парню удалось столь споро их разметать?

– Ты чё, дяденька? Оборзел? – попытался возмутиться самый нахальный, однако получил такой неожиданный и беспощадный удар кулаком по носу, что немедля залился кровью и опрокинулся на руки подоспевших соратников.

В рядах «протестантов» настало смятение. Конечно, их было больше, и они вполне могли бы навалиться на неожиданного противника, задавив его массой, однако никому, похоже, это и в голову не пришло. От него исходила ярость, которая в сочетании со студеным ветром отрезвила хмельные головы. Компания молчком подхватила полубесчувственную, жалобно хлюпающую жертву террора и повлекла ее на противоположную сторону площади, где находилась аптека.

Какое-то время защитник российской государственности еще затаптывал обгорелые клочья, потом подобрал их и отнес под кремлевскую стену, схоронив в бурьяне.

Отряхнув руки, он сунул их в карманы и зябко нахохлился, глядя на серую волжскую волну, по которой гуляли белые пенистые барашки: там, внизу, похоже, начинался настоящий шторм.

Нина сбоку видела его смертельно усталое лицо, крепко стиснутые, посеревшие губы. Ветер трепал его волосы. Нина подумала, что и ее собственные выглядят сейчас не лучше, и машинально попыталась пригладить их.

Это невольное движение привлекло внимание мужчины. Он обернулся со словами:

– Извините, у вас закурить не бу… – и осекся.

Нина пожала плечами:

– Я не курю.

Он крепко зажмурился, потом распахнул глаза и уставился на нее, недоверчиво покачивая головой.

– Здравствуйте, – растерянно улыбаясь, сказала Нина. – Вы меня не помните?

Он вдруг пошел на нее. Лицо у него было такое, что Нина испуганно отпрянула, еще крепче прижалась к цоколю. В эту минуту он оказался совсем близко, с силой схватил ее и прижал к себе.

У Нины занялось дыхание.

Он уткнулся в ее растрепанные волосы и дышал так тяжело, словно только что бегом взбежал по этой неизмеримо длинной чкаловской лестнице…

– Огонь, – пробормотал он, – я увидел огонь…

– Что? – в ответ пробормотала Нина, ничего не понимая, а следующие его слова повергли ее в полное и окончательное остолбенение:

– Значит, ты жива?.. Ты жива!

* * *

Ту бумажку, на которой было написано: «Дубровный», – Антон нашел не скоро. Она вместе со многими другими улетела под кресло, и он уже отчаялся было, однако все же вспомнил про это хранилище мусора.

Та-ак, Дубровный, длинный номер телефона и имя: Катерина Петровна. Дебрский в сомнении поглядел на часы: уже за полночь. Как тут у них, в этом забытом мире, не поздновато ли для звонков незнакомым людям? Хотя почему – незнакомым? Будь эта Катерина Петровна ему так уж незнакома, он не держал бы у себя пожелтевший клочок бумаги с ее именем. А главное – ему нужно вспомнить, вспомнить, и для этого любые средства хороши, а значит, плевать на приличия.

Набрал восьмерку, порадовавшись, как ребенок, что помнит правила набора межгорода. Пустячок, а приятно! И не успел еще прозвучать первый гудок, как там, в Дубровном, схватили трубку, словно только и ждали звонка. Ну, возможно, не звонка конкретно Дебрского, но явно ждали.

– Алло! – выкрикнул обеспокоенный женский голос.

– Добрый вечер, – вежливо сказал Антон. – Извините за поздний звонок. Мне бы Катерину Петровну…

Он не спешил представляться, надеясь, что его узнают. Так и вышло, однако особой радости ему не принесло.

– Антон? – недоверчиво спросила женщина. – Это ты, что ли, сволочь? – И это было самое мягкое из последовавших затем выражений…

Дебрский чуть не выронил трубку.

Еще одно новое ощущение! Оказывается, материться приятно только самому, становиться же объектом крепкого мата – совсем напротив! Какое-то время он молча слушал – не из вежливости, конечно, чтобы не прерывать даму, а просто растерявшись от неожиданности. И смутно вспомнил, что вроде бы не первый раз с ним такое происходит: он выслушивает набор крутейших матюгов от этой загадочной Катерины Петровны…

Его тактика принесла свои плоды: то ли словарный запас иссяк, то ли женщина уже высказала, что хотела, однако ее речь сделалась более удобопроизносимой:

– Наконец-то додумался позвонить! Ты что же, гад, не говорил, что больше не живешь на Ванеева?