Полуночный Прилив

— Глупцы. Каждая смерть увеличивает силу. Победа невозможна.

— Для нас нет места. Мы лишь слуги. Мы сочимся страхом и начинается уничтожение…

— Это уничтожает и нас.

— Да, и нас тоже.

— Вы думаете, она придет снова? Кто-нибудь верит в это? Я уверен — она вернется. Воздев свой сверкающий меч. Она — поднимающееся солнце, а солнце приходит всегда, обращая нас в бегство, разрывая на кусочки жестким и беспощадным светом…

— … уничтожение поработило нас. Превратило в мертвые осколки. Чтобы покончить…

— Рядом кто-то есть.

— Кто?

— Смертная. Две Госпожи в одном Оплоте. Одна здесь. Она здесь, она слушает наши речи.

— Украдем ее разум!

— Возьмем ее душу!

— Надо вырваться!

Серен отскочила от черной стены. Задрожала, затрясла головой, закрывая уши ладонями. — Хватит, — простонала она. — Прошу, не надо. Не надо. — Женщина опустилась на колени и замерла. Голоса стихали, вопли слышались чуть слышно, издалека. — Госпожа? — прошептала она. — Я никому не госпожа. «Просто еще одна невольная ценительница одиночества. Во мне нет места для голосов, нет места для суровых решений. Нет яростного огня».

Одни уголья, как в Халле. Липкие остатки возможностей. Однако, в отличие от мужчины, которого она когда-то любила — или думала, что любит — Серен не склонилась перед новым образом уверенности. Не видела надобности в усыпляющей, словно наркотик, иллюзии, в сладкой гарантии нового рабства.

Ее жизни не нужен новый хозяин. Ей не нужно бремени дружбы.

Позади раздался хриплый голос: — Что такое с вами?

— Ничего, Бурак. — Серен устало поднялась. — Мы дошли до границы.

— Аквитор, я не слепой.

— Можно пройти еще немного и разбить лагерь.

— Думаете, мы так слабы?

Она оглянулась. — Бурак, вы шатаетесь от утомления. Как и я. К чему бравада?

Он отвернулся, пряча выражение внезапной боли. — Вскоре увидите, к чему.

— Как насчет моего контракта?

Он не смотрел ей в глаза. — Окончен. Когда доберемся до Трейта, я освобожу вас от дальнейших обязательств.

— Да будет так, — ответила она, направляясь к тюку.

Они разожгли небольшой костер. Казалось, духи ничего не знают о границе — они так и порхали в мечущихся тенях. Живой интерес. Серен думала, что знает причину. Те призраки в каменной стене. Она отмечена.

«Госпожа Оплота. Госпожи. Их две, и духи считают, что я одна из них. Ложь, ошибка.

Что за Оплот?»

— Вы были молодой, — неожиданно произнес смотревший на огонь Бурак, — когда мы повстречались в первый раз.

— А вы, Бурак, были счастливым. И где все это?

— Счастье. Теперь это привычная маска. Да, я часто ношу ее. Радуюсь, шпионя и раз за разом предавая, обманывая. Радуюсь, снова и снова видя кровь на своих руках.

— О чем вы?

— Мои долги. О да, я кажусь преуспевающим торговцем… средней руки.

— А на самом деле?

— Я оттуда, где гибнут мечты. Я разрушенное здание, по которому ковыляет, спотыкаясь, самоуважение. Ты стоишь, слишком испуганный, чтобы убежать, и видишь, как твои собственные руки пачкают мечты, марают подлинный твой лик за прилипшей личиной. Говорить правду нелегко, и слова не освобождают.

Она подумала. Нахмурилась. — Вас шантажировали. — Он не возразил. Серен продолжала: — Так вы Должник?

— Долги начинаются с малого. Едва заметного. Временного. В качестве возмещения тебя просят нечто сделать. Что-то мерзкое, предательское. И тут они получают тебя всего. Ты снова должен, ты на крючке тайны, хочешь, чтобы твои преступления не разоблачались, а преступлений ты совершаешь все больше и больше. Так бывает, если ты наделен совестью. — Бурак вздохнул и добавил: — Не завидую тем, у кого нет совести.

— Разве нельзя вырваться?

Купец не отрывал глаз от языков огня. — Конечно, можно, — легко признал он.

Этот тон, столь не совпадающий со смыслом слов, испугал Серен. — Бурак, вы можете сделать себя… бесполезным.

— Да, это возможно. Я усердно добиваюсь именно этого. — Он встал. — Пора спать. А завтра вниз, к реке, где мы сможем омочить сбитые ноги в холодной водице. На всем пути до Трейта.

Серен заснула не сразу. Слишком утомленная, чтобы думать, слишком отупевшая, чтобы бояться.

* * *