— Увидит, что дело безнадежное. Увидит, что город не удержать и путей отступления нет.
Он кивнул. — Тебя здесь не было, когда вернулись промысловые суда. Ты не видела, что их притащило. Мы видели. Если у дхенраби есть бог, в гавани побывал именно он.
— Кто такие дхенраби?
Он покачал головой: — Мы ценим людей бывалых. И ты здесь не единственная женщина…
— Так зачем звать меня, а?
— Потому что ты не слепа, Серен Педак.
Она улыбнулась и посмотрела в сторону.
— Это не важно…
— Все равно скажи.
— Железный Клин, из Второго Клинка Пятой Роты Багряной Гвардии. Был в подчинении у Командора Кел-Бринна, пока нас не разбросало у врат Худа.
— Бессмысленно, НО длинно. Клин, я впечатлилась.
— Девочка, у тебя зубы острее, чем у энкар» ала с дюжиной ризан во рту. Может, потому ты мне так люба.
— Подумай. Время есть — если успеешь поскорее смыться из Трейта.
Она взглянула пристальнее. — В этом нет смысла.
— Не было бы, будь наша ладья здесь. Но она в Летерасе. Мы подрядились как матросы для одного купца. — Он пожал плечами. — Но едва выйдем в море…
— … убьете капитана, команду и станете пиратами.
— Мы никого не убьем, если будет иной выход. И мы не пираты. Просто хотим домой. Нам НУЖНО домой. — Он еще немного посмотрел на нее и встал. — Если все сработает, увидимся в Летерасе.
Он снова пожал плечами: — Между сейчас и потом многое изменится, аквитор. Дорогуша, уходи из города. Едва протрезвеешь. Просто уходи…
И он сам ушел.
—
Синие шелка развевались под ударами ветра. Некил Бара стояла на вершине башни маяка и глядела на море. Все не по плану. Преждевременная атака уничтожила пустые села; весь народ Тисте Эдур уже был в движении.
Появившийся в море Кеттер флот, предназначенный для пресечения попыток эвакуации гарнизона Полутьмы, ушел после сдачи города. Кроваво — красные паруса пятисот рейдеров сверхъестественно быстро оказались у гавани Трейта. А в воде под ними кралось… нечто. Древнее, страшное, дико голодное. Оно знало свое дело. Оно уже бывало здесь.
Уже давно Бара под руководством Цеды с головой ушла в поиски знаний о прирученной Тисте Эдур твари. Гавань и залив некогда были сушей. Массивной плитой известняка, под которой текут подземные реки. Эрозия обрушила там и сям эту плиту, образовав глубокие круглые колодцы. Иногда на дне колодца продолжался ток реки; но иногда отверстие засорялось солями извести, и вода становилась спокойной и темной.
Одно из таких мест давно стало местом поклонения. В бездну кидали сокровища. Золото, нефрит, серебро и даже людей. Холодная вода звенела от воплей утопающих, кости и плоть упокаивались на дне колодца.
Там появился дух. Питаемый отчаянием и кровью, бессильными молитвами, жестокими жертвоприношениями живых душ. Она понимала, что во всем этом скрыта тайна. Жил ли дух до начала культа, его просто привлекли дары? Или древние поклонники вызвали его к бытию? Так или иначе, итог один. Живет эта тварь, приученная к голоду… и к удовлетворению голода. Пристрастилась к горю, ужасу и пролитой крови.
Поклонники ее пропали. Умерли, выселены, или сами принесли себя в жертву? Невозможно сказать, как глубок слой костей на дне колодца. Но толщина его ужаснет любого…
Дух был обречен на скорую смерть. Если бы море не поднялось, проглотив землю, если бы не пали внезапно стены этого мирка, выпустив на свободу все, что таилось внутри.
Побережье во всех странах мира является местом поклонения. Об этом раз за разом твердят еще анналы Первой Империи, ее отчеты о вновь открытых народах. Грань между морем и сущей является манифестацией символической грани между ведомым и неведомым. Между жизнью и смертью, духом и разумом, между необозримой армией элементов и сил, противоположных, но работающих сообща. Морю отдают жизни людей, в его глубины швыряют сокровища. А в самих морях корабли и команды то и дело погружаются в бездну.
Поэтому дух ведал… соперников. И питался плохо, как подозревала Некил Бара. Слабеющий, страдающий, он вернулся в свою нору, ныне сокрытую под водой. Вернулся, чтобы умереть.
Невозможно понять, каким образом ведуны Тисте Эдур нашли его, постигли его природу и таящиеся силы. Но они его нашли, связали, кормили кровью, пока к нему не вернулись силы — а вместе с силами растущий голод.