— Пернатая Ведьма? Разве это не летерийское имя? Рабы — летерийцы, родившиеся здесь, получают имена от своих матерей. Или бабок? Какие среди вас приняты обычаи? Я об этом особенно не размышляла. Зачем?
Серен пожала плечами. — Старинное имя. Не слышала, чтобы его использовали, разве только в книгах по истории.
— Мы идем, аквитор?
Удинаас сидел на скамейке у входа, выбирая чешую из корзины с сушеной рыбой. Руки покраснели, отекли и потрескались от соленого клея, которым заливали рыбу. Он видел прибытие аквитора, ее уход с Майен; а теперь сюда приближалась Пернатая Ведьма. На ее лице была озабоченность. — Должник, — бросила девушка, — здесь ли Уруфь?
— Да, но тебе нужно подождать.
— Почему?
— Она беседует со знатными вдовами. Они сидят там уже давно. Не знаю, в чем дело.
— Ты думал, я тебя спрошу?
— Как твои сны, Пернатая Ведьма?
Она побледнела и огляделась, будто хотела встать в другом месте. Но начал накрапывать дождь, и сухо было лишь под крышей дома. — Ты ничего не знаешь о моих снах, Должник.
— Как я могу не знать? Ты приходишь ко мне каждую ночь, мы говорим. Спорим. Ты требуешь у меня ответов. Проклинаешь взгляд моих глаз. И всегда убегаешь.
Она не хотела встречать его взор. — Ты не можешь быть там, в моем уме. Ты для меня ничто.
— Мы просто павшие, Пернатая Ведьма. Ты, я, духи. Все мы. Мы пыль под ногами завоевателей, шагающих к славе. Иногда пыль вздымается посреди бесконечных драк и мешает дышать сражающимся, но разве это не скудная месть?
— Ты говоришь не так, как раньше, Удинаас. Я не знаю, кто говорит через тебя.
Он бросил взгляд на покрытые клеем руки. — И что мне ответить? Что я не изменился? Вряд ли. Разве это значит, что изменился не я? Я сражался с Белым Вороном, я вырвал тебя из его лап. А теперь ты клянешь меня?
— Думаешь, я решила расплатиться своей жизнью?
Он моргнул, постарался улыбнуться. Поднял голову и обнаружил, что она на него смотрит. Девушка немедленно отвернулась. — Ах, теперь я вижу. Ты находишь себя… не задолжавшей. Передо мной.
— Чушь, — зашипела она. — Меня спасла бы Уруфь. Ты ничего не сделал, разве что выставил себя дураком.
— Она пришла поздно, Пернатая Ведьма. И ты упорно называешь меня Должником, словно это прозвище решает…
— Тихо! Не хочу иметь с тобой ничего общего!
— У тебя нет выбора, хотя если станешь так кричать, наши головы украсят палисад. Чего аквитор хочет от Майен?
Она нервно дернулась, и сказала, поколебавшись: — Приветить нереков. Они умирают.
Удинаас дернул головой: — Такой дар подобает Королю.
— Ты так думаешь. А вот Майен решила выступить от его имени.
Его глаза расширились: — Точно? Она разум потеряла?
— Тихо, идиот! — Пернатая Ведьма отскочила. — Ее голова заполнена предстоящей свадьбой. Воображает себя королевой и потому стала невыносима. А теперь она благословит нереков…
—
— Да, это ее слова. Думаю, даже аквитор поразилась.
— А это была Серен Педак?
Пернатая Ведьма кивнула. Они помолчали. — И что дает такое благословение, как думаешь?
— Наверное, ничего. Нереки — сломанный народ. Их боги умерли, духи предков рассеялись. О, один или два духа могут слететься на освященную землю…
— А эдурское благословение может это сделать? Освятить землю?
— Может быть. Не знаю. Но случится связывание Судеб, что зависит от чистоты крови Майен… от того, что ждет ее в жизни, или от того… — Ведьма сердито махнула рукой и замолкла.
Наконец она сплела свой взор с его взором. — Да. — И, миг спустя: — Ханнан Мосаг встречается с летерийцами сегодня ночью.
— Знаю.
— Бурак Преграда. Серен Педак. Халл Беддикт.
Удинаас улыбнулся, но безрадостно: — Если ты решишь бросить Плитки, то к чьим ногам?
— Среди этих троих? Странник знает. — Будто почувствовав, что смягчилась, девушка скорчила гримасу и выпрямила спину. — Я постою здесь. Подожду.
— Ты же решила бросить Плитки сегодня ночью?