Полуночный Сокол

— Никогда не устану смотреть, как ты колдуешь, — сказал Бэйн, поднимаясь из-за стола и присаживаясь на покрытый лошадиной шкурой стул напротив Ворны.

Женщина посмотрела на него и улыбнулась: у парня были глаза отца и красота матери.

— Что ты собираешься делать? — спросила она.

Пока не знаю, — пожал плечами Бэйн, — но у меня есть мешок золота, подарок любимого папочки! Его доброта не знает границ!

— Он всегда был добр ко мне, — отозвалась Ворна, — но не будем спорить об этом. Я слишком тебя люблю и не хочу сердить.

— Я не могу сердиться на тебя, Ворна, — ответил Бэйн, — После матери ты — мой самый лучший друг. Вижу, Бануин уже уехал. Думаешь, он вернется?

— Зависит от того, сумеет ли он найти то, что ищет, — ответила Ворна и сильно погрустнела. Она взглянула в странные глаза Бэйна. — А еще это зависит от того, останется ли он в живых.

— Думаешь, ему грозит опасность? У тебя было видение?

— У меня много видений, но ни в одном нет ни моего сына, ни тебя. Мне кажется, любовь к вам обоим ослабляет мою колдовскую силу. Знаю только, что он едет на юг, по истерзанной войной земле, полной разрушений и насилия. А ведь ты знаешь, что он не воин, Бэйн.

— Знаю. Он… э-э-э… не очень сильный, — нескладно закончил Бэйн.

— Ты настоящий друг, — улыбнулась Ворна, — и всегда был настоящим другом.

Бэйн покраснел:

— У него всегда были из-за меня неприятности, и ты постоянно меня ругала.

Ворна покачала головой:

— Тебе никогда не нравилось, когда тебя хвалят, даже когда ты был маленьким.

Бэйн захихикал:

— Меня почти никогда не хвалили, вот я и не привык.

Он подошел к окну и распахнул ставни. Внимательно оглядывая холмы, прислушался к ударам молота, все еще доносящимся из кузницы Наннкумала.

— Бедный дедушка, — мягко сказал он, — сначала жена, потом дочь. Он столько выстрадал.

— Ты простил его? — спросила Ворна.

— Простил. Ему было непросто принять обратно опозоренную дочь. Я думаю, он в чем-то меня винил, но никогда не был жестоким. Он был даже по-своему добрым. Когда я увидел, как он рыдает на могиле матери, весь мой гнев словно улетучился. — Бэйн повернулся к Ворне и печально улыбнулся. — Трудно ненавидеть человека, который любил того, кто был тебе дорог.

— Это хороший урок, — отозвалась Ворна.

— Я не слишком способен к учению, — признался Бэйн, — могу написать свое имя и слово «конь». — Бэйн вернулся к камину и сел, откинув белокурую голову на спинку стула. — Я всегда любил эту комнату, — сказал он, — здесь так спокойно, и я чувствую себя в безопасности.

— Я знаю, о чем ты, — ответила Ворна, — эти стены хранят много воспоминаний.

Бэйн выпрямился.

— Три ночи я провел в старой пещере, чтобы сбить со следа охотников. А сколько ты живешь в этом доме?

— Двадцать пять лет.

— На четвертое утро мне показалось, что я схожу с ума. Как же ты жила совсем одна?

— Тогда я была другой — моложе, жестче.

— Именно тогда ты спасла жизнь Коннавару, — проговорил Бэйн, — я часто думал об этом, когда прятался в пещере.

— Если бы я этого не сделала, ты бы никогда не родился, — заметила Ворна. — Я никогда бы не вышла за отца Бануина, а значит, не было бы и его самого. А каким бы был мир без вас двоих?

— Скучным, — отозвался Бэйн. — Расскажи мне про Коннавара и медведя.

— А что ты хочешь знать? Эту историю знает каждый.

— Да, каждый. Но, все ли в этой истории правда, Ворна? Действительно ли он сразился с медведем, чтобы спасти немощного друга? Или у него была другая причина?

— Не было никакой другой причины. Он пытался унести Ламфаду прочь от опасности, но медведь быстро приближался. Тогда он посадил друга на землю и выступил против медведя, вооруженный одним кинжалом. Он был на два года моложе, чем ты сейчас. — Ворна вздохнула. — Ты разочарован, Бэйн. Надеялся, что твой отец окажется трусом?

— Не знаю, Ворна, может быть. Куда бы я ни пошел, везде поют легенду о Коннаваре — битва против Морских Волков, победа Железных Волков над Пантерами на Когденовом поле, осада Барроу-Хилл. Великий Коннавар! Герой! Как же мог этот герой предать мою мать? Как мог оставить сына расти без родительской любви? Ворна глубоко вздохнула:

— Может, тебе стоит спросить его?

— Может, я однажды спрошу.

Ворна почувствовала в его голосе грусть. «Ты так молод, — подумала она, — еще совсем мальчик». Но вдруг ей стало страшно.

— Что ты собираешься сделать?

— Сделать? Ничего. Собираюсь гонять охотников до полусмерти, пока они меня не поймают.

Бэйн улыбнулся, но Ворна не отступала.

— Скажи мне правду, — попросила она, — какие у тебя планы?

— У меня нет планов, Ворна, — вздохнул Бэйн. — Ты думаешь, мама и правда любила меня?

— Что ты хочешь этим сказать? Конечно же, любила. Она очень любила тебя. Что за вопрос?

— Иногда она странно смотрела на меня, а потом плакала и кричала, чтобы я убирался прочь. А однажды даже сказала, что все ее страдания — из-за меня.

— Ну, она могла сказать, не подумав, — проговорила Ворна. — Она страдала не из-за тебя, Бэйн, и не из-за Коннавара. Мы все жертвы собственных пороков. Ариан не была безупречной, но она любила тебя. В этом я уверена, а ты знаешь, я не буду лгать тебе,