Читаем Полунощники (Пейзаж и жанр) полностью

"Мы жили в деревне с няней, и некому было зарезать цыплят, и мы их не зарезали, и жили, и цыплята жили, и я их кормила, и я увидала, что можно жить, никого не резавши, и мне это понравилось".

"А если б в это время к вам приехал больной человек, для которого надо зарезать цыпленка?"

"Я думаю, что для больного человека я бы цыпленка зарезала".

"Даже сама!"

"Да - даже сама".

"Своими, вот этими, нежными руками!"

"Да - этими руками".

Он воздвиг плечами и говорит:

"Это ужас, какая у вас непоследовательность!"

А она отвечает, что для спасения человека можно сделать и непоследовательность.

"Просто мракобесие! Вы, может быть, и собственности не хотите иметь?"

"При каких обстоятельствах?"

"Это все равно".

"Нет, не равно; если у меня два платья, когда у другой нет ни одного, то я тогда не хочу иметь два платья в моей собственности".

"Вот как!"

"Да ведь это так же и следует, это так и указано!"

И с этим ручку изволит протягивать к тому месту, где у нее всегда ее маленькое евангельице лежит, а его тут и нет, потому что он его нечаянно смахнул, и теперь он ее сам остановил, - говорит:

"Напрасно будем об этом говорить".

"Отчего же?"

"Оттого, что вы только к тому все и клоните, чтобы доказывать, что прямое криво".

"А мне кажется, как будто вы все только хотите доказать, что кривое прямо!"

"Это, - говорит, - все мракобесие в вас, оттого что вы не несете в семействе своих обязанностей. Отчего вы до сих пор еще девушка?"

"Оттого, что я не замужем".

"А почему?"

Она на него воззрилась:

"Как это почему? Потому что у меня нет мужа".

"Но вы, быть может, и брак отвергаете?"

"Нет, не отвергаю".

"Вы признаете, что самое главное призвание женщины жить для своей семьи?"

Она отвечает:

"Нет, я иного мнения".

"Какое же ваше мнение?"

"Я думаю, что выйти замуж за достойного человека - очень хорошо, а остаться девушкою и жить для блага других - еще лучше, чем выйти замуж".

"Почему же это?"

"Для чего же вы меня об этом спрашиваете? Вы, наверно, сами это знаете: кто женится, тот будет нести заботы, чтобы угодить семье, а кто один, тот может иметь заботы шире и выше, чем о своей семье".

"Ведь это фраза".

"Как, - говорит, - фраза!" - и опять руку к столику, а он ее опять остановил и говорит:

"Не трудитесь доказывать: я знаю, где что сказано, но все же надо уметь понимать: род человеческий должен умножаться для исполнения своего назначения".

"Ну, так что же такое?"

"И должны рождаться дети".

"И рождаются дети".

"И надо, чтобы их кто-нибудь любил и воспитывал".

"Вот, вот! это необходимо!"

"А любить дитя и пещись о его благе дано одному только сердцу матери",

"Совсем нет".

"А кому же?"

"Всякому сердцу, в котором есть любовь божия",

"Вы заблуждаетесь: никакое стороннее сердце не может заменить ребенку сердце матери".

"Совсем нет; это очень трудно, но это возможно".

"Но ведь заботиться об общем благе можно и в браке".

"Да, но это еще труднее, чем не вступать в брак".

"Итак, у вас нет ничего жизнерадостного",

"Нет, есть".

"Что же такое?"

"Приучиться жить не для себя".

"В таком случае вам всего лучше идти в монастырь",

"Для чего же это?"

"Там уж это все приноровлено к тому, чтобы жить не для себя".

"Я совсем не нахожу, чтобы там это так было приноровлено".

"А вы разве знаете, как живут в монастырях?"

"Знаю".

"Где же вы наблюдали монастырскую жизнь?"

А она уже его перебивает и говорит:

"Извините меня... разве не довольно, что я вам отвечаю на все, о чем вы меня допрашиваете обо мне самой, но я не имею обыкновения ничего рассказывать ни о ком другом", - и сама берется при нем мять свою глину, как бы его тут и не было.

- Ишь какая, однако же, она шустрая! - заметила Аичка.

- Да чем, мой друг?

- Ну все, однако, как хотите - этак отвечать может, и он ее не срежет.

- Ну, нет... он ее срезал, и очень срезал!

- Как же именно?

- Он ей сказал: "Неужто вы так обольщены, что вам кажется, будто вы лучше всех понимаете о боге?" А она на это отвечать не могла и созналась, что: "я, говорит, о боге очень слабо понимаю и верую только в то, что мне нужно".

"А что вам нужно?"

"То, что есть бог, что воля его в том, чтобы мы делали добро и не думали, что здесь наша настоящая жизнь, а готовились к вечности. И вот, пока я об этом одном помню, то я тогда знаю, чего во всякую минуту бог от меня требует и что я должна сделать; а когда я начну припоминать: как кому положено верить? где бог и какой он? - тогда у меня все путается, и позвольте мне не продолжать этого разговора: мы с вами не сойдемся".

Он говорит:

"Да, мы не сойдемся, и я вам скажу - счастье ваше, что вы живете в наше слабое время, а то вам бы пришлось покоптиться в костре".

А она отвечает:

"И вы бы меня, может быть, проводили?" И сама улыбнулась, и он улыбнулся и ласково ей говорит:

"Послушайте, дитя мое! вашу мать так сокрушает, что вы не устроены, а долг детей свою мать жалеть".

Ее всю будто вдруг погнуло, и на глазах слезы выступили.

"Умилосердитесь, - говорит, - неужто вы думаете, что я, проживши двадцать лет с моею матерью, понимаю ее и жалею меньше, чем вы, приехавши к нам сейчас по ее приглашению!"

А он говорит:

Перейти на страницу:

Похожие книги