Полуостров сокровищ

— Прикинь, сыскной воевода, мы Душегубца словили. — радостно осклабился первый.

Вот это поворот! За преступника бвану еще никто не принимал…

— А… с чего вы взяли, что он и есть душегубец? — осторожно спросил Олег.

— А кто же еще? — ощерился золотыми зубами второй. — Черный, одет не по-нашему, воняет мертвечиной. И денег у него нет…

Как последний аргумент работал в пользу Душегубца, я не представлял.

— Схватили, можно сказать, на месте преступления. — подключился первый.

Бвана молчал. И не удивительно: как только наставник порывался что-то сказать, бдительные стражи встряхивали его так, что лязг зубов слышался в последних рядах толпы.

— Докладывайте, — приказал Олег.

— Он мертвяка тащил.

— Ага, прямо посредь дороги. Совсем офонарел, маньячина.

— Ну. Еду, смотрю: прет через перекресток, и мертвяк на шее…

— Я его как увидел, так и дал по тормозам.

— И я дал. Чудом не зашибли, аккурат меж бамперов проскочил. Так что вот: бери его тепленького, сыскной воевода, да чтоб живого места на ём не осталось.

— Столько народу сгубил, ирод. — подхватили в толпе.

— Ничего, отольются кошке мышкины слезки! Уж сокол наш ясный, батюшка сыскной воевода, постарается, приложит ручку свою белую…

— А плечи-то какие широкие… И профиль мужественный.

— У Душегубца чтоль?

— Тьфу, дура! У воеводы. Как у Феба…

— Эт кто такой? Почему не знаю?

— Потому, что Феб — это латинянский бог любви. Где б ты о нем слыхала, темнота подзаборная?

— А ты где?

— А мне кузнец наш, дядь Филип, сказывал, когда на сеновал водил. Амор, говорит. И глазами зырк…

Пытаясь вытрясти из ушей бабскую брехню, я перебрался поближе к Олегу. Тот деловито осматривал поврежденные автомобили, на Лумумбу пока не обращая никакого внимания.

— Протокол составим? — спросил он владельцев.

— Да на хрена козе баян? — махнул рукой первый. — Я такие тачки — пачками, паромом из Европы…

— Не будем бакланить, — кивнул второй, звякнув пудовой цепью. — Ты лучше этого черного чисто — конкретно разъясни. Ну и нас не забудь, когда дело состряпаешь. Медаль там какую, или грамоту… В рамку повешу, братаны обзавидуются. А если помощь нужна… Прижать кого, или язык развязать, ты только свистни.

— Разберемся.

Лумумбу торжественно передали с рук на руки.

— Расходитесь, граждане. — повысил голос воевода. — Больше ничего интересного не будет.

— А ведь воевода-то еще не женат… — да что, преследуют меня эти сплетницы, что ли?

— Эт кто говорит-то? Ты, что ли?

— А хоть бы и я. Мне ихняя ключница сказывала: подыскал папаня невесту, да сынок заупрямился. Не хочу, говорит, на купцовой дочке жениться, а хочу прынцессу заморскую, магии обученную…

— Ага. Чтобы и его в гроб свела. Как князя…

Я поспешил за Олегом, ненавязчиво уводящим наставника в ближайший темный переулок.

— Извините, господин сыщик. Народец у нас темный, столичных методов поимки преступников не разумеет… — говорил воевода с совершенно каменным лицом, даже не моргая.

— И вы на меня не серчайте, — ровно в таком же тоне отвечал наставник. — Увлекся, вспомнил молодость… — он осторожно потрогал разбитую скулу. — Жаль, мертвец сбежал.

— Ничего, найдем. — пообещал Олег.

— Вряд ли. — Лумумба достал платок, и принялся вытирать руки. — Скорее всего, он уже далеко.

— Значит, мы о нем так ничего и не знаем? — спросил я, наконец-то отдышавшись.

— Ну отчего же? — поднял брови учитель. — При жизни это был мужчина лет сорока. Лысеющий, с бородой и солидным брюшком. Авантюрист и неудачник, но в последнее время дела его шли на лад. Скорее всего, был артистом. Смею предположить — певцом. Насколько я знаю, князь Игорь учредил в городе оперный театр, так что остается сходить и узнать, не пропадал ли у них сотрудник.

— Откуда вы всё это взяли? — удивился Олег.

— Дедуктивный метод. Возраст я узнал по зубам. Зубы у него так себе, кривоватые и мелкие, но на левых коренных — новые золотые коронки. Множество шрамов и травм позволяют заключить, что жизнь покойный вел бурную и беспорядочную. Одним словом — авантюрную. В Мангазею подался, как и все — за счастьем, и здесь ему наконец-то повезло. В момент смерти одет был во фрак, пластрон, хорошие кожаные туфли… Вечерние фраки в будние дни носят или артисты, или официанты, но, судя по возрасту — он скорее артист. Так как актеры обычно держат себя в форме и не разъедаются между гастролями, заключаю, что покойный был певцом — для их братии солидный вес только на пользу…

— Круто. Я тоже так научусь, — кивнул воевода. — Хотя, я думал, вы его магическими методами допросите.

— Магическому допросу, к сожалению, помешали обстоятельства непреодолимой силы. — Лумумба вновь потрогал скулу. Шишка была уже заметно меньше. — На шее с левой стороны — глубокая колющая рана, — продолжил он отчет. — Повредили яремную вену, человек скончался от потери крови. И палец: его отрезали уже после смерти… Зачем — пока сказать не могу. Зарыли неглубоко — или сил не хватило, или торопились. Он потому и проснулся: почуял заклятье поиска, которое применил мой помощник.

— Можно спросить мадам и девочек, — вставил я. — Ходили ли к ним артисты… — вспомнился образ, который я мельком уловил от ножниц.