Полуостров сокровищ

— Спросим. — кивнул Олег.

— И откуда под кроватью орудие убийства, — напомнил я.

— Это еще доказать надо, — возразил Лумумба. — Чья кровь была на ножницах, мы не знаем.

— Вопрос в другом. — воевода глубокомысленно взялся за подбородок. — каким местом этот старый мертвец соотносится со свежим трупом, который, кстати, тоже пропал?

Глава 6

Иван

Приснилось, что я снова в учебке. Сплю на своей койке, и тут влетает наш инструктор, Сан-Саныч, и, пронзительно дуя в свисток, объявляет побудку…

Скатившись с лавки, я ощупью надел штаны, пятерней приглаживая волосы, вытянулся по стойке смирно, и только после этого проснулся. Оказалось, это не Сан-Саныч, а бабкин петух. Мелкий тиран гаремных кур, в перспективе — суп с лапшой. Взлетев на подоконник, он орал так, будто началось Второе Пришествие Марсиан. Я запустил в него тапком. Пернатый паршивец с достоинством удалился, а в комнате раздался громовой хохот.

Визгливо каркала Гамаюн, устроившая гнездо на полатях, подальше от кота. Смеялся кот — он нашел пристанище в ногах кровати Лумумбы, и теперь совершал утренний туалет с помощью собственных слюны и лапы. Ржала Машка. Сидя на своей раскладушке и разложив вокруг разнообразные железные детальки и промасленные тряпочки, она чистила пистолет.

Пылая праведным негодованием, я набрал воздуха, чтобы отчитать супостатов, испортивших такой хороший сон, но в лицо прилетела подушка. Не удержавшись на ногах, я плюхнулся обратно на лавку, а она, коварная, вывернулась, встала на дыбы и огрела меня по кумполу. Из глаз посыпались искры.

Под грудой одеял, где по идее, должен был почивать драгоценный наставник, раздался драконий рык. На столе, прикрытые вышитым полотенцем, зазвенели чашки и блюдца.

Из подушек возникла встрепанная голова. Свирепо оглядев единственным здоровым глазом комнату, она оскалилась и гаркнула:

— А-а-а, черти полосатые, покою от вас ни днем ни ночью! Лейтенант Спаситель! Паччему личный состав бьет баклуши? Назначаю приказ: марш на улицу, делать зарядку, а не то… — не в силах продолжать, голова рухнула обратно в подушки и вновь накрылась одеялом.

Хулиганы притихли. Машка юркнула к себе за шторку, птица Гамаюн, остекленев глазами, прикинулась чучелом, кот быстренько вымелся за дверь, а я, согласно приказу, пошел во двор. Во-первых, добежал до нужника, устроенного в дальнем конце огорода. Санитарное сооружение радовало свежей зеленой краской, в дверце, на уровне глаз, было прорезано окошко в виде виноградной грозди. Внутри царили уют и благолепие: пауки таращились без привычного плотоядного блеска в глазах, на стульчаке, обмотанном несколькими слоями тряпок, сидеть было тепло и мягко, а в пределах досягаемости, на гвоздике, нашелся толстенный календарь-ежегодник за тысяча девятьсот семьдесят пятый год, с мягкими страничками и напечатанными на другой стороне анекдотами.

Потом я решил умыться. В комнате был рукомойник, но я подумал, раз во дворе имеется колодец, лучше не беспокоить наставника. К тому же, всегда приятно поплескаться в чистой ледяной воде…

Пробираться к колодезному срубу пришлось с боем. Плети колючей ежевики царапали руки, исполинский репейник цеплялся за штаны и рубаху, на голову сыпалась тонкая пыльца с каких-то желтых цветов, от нее свербело в носу и хотелось чихать. Бадейка отыскалась и вовсе случайно — я об нее, затерянную в кушарях, споткнулся.

Когда начал поднимать железную крышку, всю в кружевах ржавчины, бока прошило острой болью, и я вспомнил весь вчерашний день. Похороны князя, суровую княгиню, знакомство с пестрым населением старухиной избы, кабак и погоню за мертвяком. Ах да, был еще шоппинг… Зубы заныли от дурного предчувствия: во что всё это выльется?

Привязав к бадейке оборванную веревку, я сбросил её в колодец, наклонился, чтобы удобнее было тащить, и… Из колодца на меня уставились звезды. Они колыхались в далекой черной воде и негромко пели. Потом, став светлячками, сорвались с мест и закружились в хороводе, меня начало затягивать в этот хоровод, в голове создался вихрь, я понял, что падаю…

Очнулся весь мокрый на траве. Надо мной склонились три морды. Точнее, две морды — кота и вороны, и одно любопытное веснушчатое лицо.

— Кажись, пришел в себя, — сказала Машка, нежно пиная меня в бок.

— Хто? Што? — я ничего не понимал. — Почему я мокрый? Что случилось?

— Еще немного, и искали б тебя на реке Смородине, у камня Алатыря, — промурлыкал кот.

— Меня благодари, — каркнула Гамаюн. — Если бы я тебя в окно не заметила…

— Остались бы, как говориться, от козлика рожки да ножки, — заключила Маха, помогая мне сесть. — В последний момент успели, — похвасталась ворона. — Машка тебя за пояс ухватила, кот за Машку уцепился, я — за кота. Ну, и петух помог. Надо будет наведаться к нему в курятник, отблагодарить… — ворона кокетливо оправила перышки, а Машка прыснула. Птица Гамаюн тут же оскорбленно напыжилась. — А что смешного? Петух, между прочим, мужчина хоть куда. В полном расцвете сил…