— Верным курсом идете, товарищи! — дух вдруг принял вид скелета, над черепом его замигала лампочка. — Коли власти мышей не ловят — чего еще остается? Покой душе моей обрести удасться только тогда, когда супостат наказан будет. Пришлось подтолкнуть в нужном направлении — не век же мне на грехи ваши земные любоваться… Вот вы мне скажите… — Данила, перестав крутиться волчком, подлетел к самому краю помоста, — Заслужил я, чтобы моего убийцу нашли? Заслужил?
— Ты, Кручина, хорошим мужиком был!
— Конечно заслужил!
— Ты уж поведай, кто это такой есть, а уж мы отомстим, не сумлевайся.
— Ага. Догоним, и еще раз отомстим…
— Вот то-то и оно! — на мгновение дух развоплотился, но тут же сгустился вновь. — А кто за меня отомстил? Кто нашел супостата, кто восстановил справедливость? — он оглядел толпу. — Никто! Никто не отомстил за маленького Лёньку, которому поездом ноги отрезало. Никто и не подумал, что это Лидка сама своего хахаля зарезала — прямо в шею ножницы воткнула мерзавка, а потом и зарыла у себя же под окнами… А самое главное: палец, палец-то ему отрубила, да себе на шею и повесила! На память! Ну не дура ли девка?
— Палец — это была подсказка! — вдруг выкрикнул всеми забытый Олег. — И ноги…
— Радуйтесь, куманьки! У сыскного воеводы просветление в мозгах сделалось! — Данила совершил победный круг по эшафоту. — Держитесь его, ребята. Каких-нибудь десять-пятнадцать лет, и Сварожич дельным сыскарем сделается. Если не казнят, конечно, — дух глумливо хихикнул. — Я уж и так, и эдак намекал. Один запах чего стоил!
— Какой запах? — удивился Олег.
— Каша! Да Щи! — дух взвился юлой. — Что выходит? Ну? Кумекай… Ка-щей! — Олег молча хлопал глазами. Тогда дух повернулся к толпе: — Какое у меня погоняло в Академии было?
— Кащей!
— Точно! Даньку Кащеем за торчащие ребра прозвали!
Дух прищурился.
— Это кто там такой памятливый нашелся? Ты, Юрка Хлыст?
— Я, братан, я!
— А помнишь, как ты мне промеж пальцев горящие спички втыкал, пока я спал?
— Помню. Только это, ничего личного: ты ж дух был, а я — дембель.
— Дак я и сейчас дух! — Кручинин вывернулся внутрь себя, сделался похож на простыню, с нарисованным на ней сажей скелетом, вытянул рукава и взмыл над толпой. — У… Угу… — стал вздыхать он, прядая то к одной голове, то к другой. Народ в страхе приседал, держать за картузы и шляпы. Налетавшись, он вернулся на эшафот, предстал огромным восклицательным знаком, а затем — игрушечным ружьем и выстрелил с нарисованным в пузыре «БАЦ». — Саечка за испуг! Кто старое помянет… Если б ты Кольку тогда на своём горбу не вытащил — бродить бы тебе по берегу Пучай-реки. Всё, всё про всех знаю… — он зорко оглядел толпу. Народ подался от помоста, насколько это было возможно. — Кто кого, когда и как… Попомните на будущее, когда вновь грешить станете. Нам, духам, с Того света всё-ё-ё видать.
— Так кто тебя убил, Данила? — выкрикнул кто-то смелый.
— Скажу, дайте время. Одна закавыка: как только убийца будет назван — отлетит моя душенька на смертные пажити, и не гулять ей больше по волюшке, не наказывать супостатов да врагов рода человеческого. А хотите, я вам сказочку расскажу? Хорошую, правдивую. Сказка-ложь, да в ней намек, как говориться.
— Давай!
— Говори, Данилка!
— Ну, тогда слушайте, — народ молча ждал. — Жил-был добрый молодец, и захотелось ему жениться. Привели к нему красавиц: и дочек купцов-торговцев, и военных-генералов, и даже простых девушек. Да только не понравились они молодцу. Уехал он в дальние страны, и встретил там магичку. Влюбился, предложил выйти за него замуж, она и согласилась. Привез молодец новую жену домой… И жить бы им поживать, да добра наживать, только не по нраву пришлась молодая жена приспешникам добра молодца. Те-то хотели за него своих дебелых дочек пристроить, и через это дело на молодца вилять… Думали-думали приспешники, как быть, и решили извести молодую жену. Купили заморскую машинку, да и пристроили её молодым в опочивальню: машинка должна была до молодой добраться, да и вколоть той смертельный яд. Но машинка — не божья тварь, а порождение злой воли человека. Ошиблась машинка. Вместо женушки достался яд добру молодцу…
Дух, приняв наконец-то вид Данилы Кручинина, в парадной форме, лихо заломленной на одно ухо фуражке с выпущенным на лоб кудрявым чубом, в белых перчатках и начищенных сапогах, вытянулся во фрунт и взял под козырек.
— Смекайте, товарищи, об ком в сказке речь велась, — пропел он замогильным голосом, лицо его вновь приняло вид черепа, и весь образ бравого офицера рассыпался. — А если не смекнете, я вам помогу. Слушайте! Игоря убил…
Со стороны залива ветер донес истеричный набат корабельной рынды. Народ начал оглядываться, пытаясь увидеть, что делается за пределами площади. И тут включился противотуманный ревун. За ним еще один и так — по всей Железной стене.
Глава 20