Полуостров загадок

Только поздно вечером угомонилось веселье в пологе Гырюлькая. Илья отправился спать к Тынетэгину. Мы с Костей остались у Гырюлькая. Улучив минутку, когда Костя вышел из полога, Геутваль на мгновение приникла ко мне и горячо прошептала:

— Мне очень стыдно сказать: я очень люблю тебя.

Ты отдал за меня большой выкуп, и теперь я принадлежу тебе. Я буду хорошей, верной подругой.

Девушка юркнула под заячье одеяло и притаилась, как мышонок.

Признание Геутваль ошеломило. Множество мыслей одолевало меня, и я долго не мог заснуть. В эту ночь мне приснилась Мария. Она стояла на коленях на плоту среди бушующего океана, как Нанга когда-то во время тайфуна, и протягивала тонкие белые руки. Ее светлые волосы трепал ветер, и слезы бежали по лицу…

Ожерелье Чанддры

Утром мы устроили совет. Отказ Тальвавтына продавать живых оленей ставил нас в безвыходное положение.

— Худо… совсем худо… — говорил Илья, попыхивая трубкой.

— Ну его к чертовой бабушке! — сердился Костя. — Не имеет он права держать столько оленей…

У Гырюлькая мы узнали, что Тальвавтын владеет пятью крупными табунами и, судя по всему, владеет больше чем десятью тысячами оленей.

— Целый совхоз захапал! Предъявим ему разрешение окрисполкома на покупку оленей и прижмем ультиматумом!

Пришлось охладить пыл Кости. Сгоряча действовать было нельзя. Это неминуемо приведет к ссоре с Тальвавтыном и сорвет нашу операцию. Здесь с ним кочует немало других больших и малых хозяев-оленеводов. Уведет Тальвавтын их в недоступные долины и укрепит только свои позиции.

Илья одобрительно кивал. Гырюлькай, которому я передал существо прений, считал, что уговорить Тальвавтына нужно добром. В Пустолежащей земле он главный, и его слушают все равно как царя.

Костя тут же заметил, что царя давным-давно спровадили к верхним людям…

Но Гырюлькай покачал головой и повторил:

— В Пустолежащей земле Тальвавтын — все равно царь. — Туманно он намекнул, что русские, приходившие год назад с оружием и товарами, ушли к верхним людям из Главного стойбища Тальвавтына. А нарты с товарами он приказал не трогать и вернуть на побережье…

Сообщение Гырюлькая для нас было новостью. Каждый шаг в этой Стране прошлого нужно хорошо продумать и сделать с большой осмотрительностью. Мы ступали словно с завязанными глазами по краю пропасти.

— В гости в Главное стойбище поедешь — подарки Тальвавтыну привези, — окончил свою немногословную речь Гырюлькай.

— Хитрющую лису подарками не проведешь! — пробурчал Костя.

Тут Илья заерзал на своем месте.

— Ну говори, старина, что сказать хочешь?

— Ожерелье, Вадим, надо Тальвавтыну и шаманам показывать.

— Ожерелье? Какое еще ожерелье?!

— У Пинэтауна я брал… про запас, — хитро сощурился старик.

Он долго шарил за пазухой и наконец вытащил и положил на чайный столик груду костяных бляшек. — Ожерелье Чандары?! — воскликнул Костя.

— Какомэй! — тихо ахнул Гырюлькай.

С недоверием и страхом уставился он на груду крошечных медвежьих голов, сцепившихся клыками, виртуозно выточенных из кости.

— Знак главного Эрыма![11]— прохрипел Гырюлькай, не решаясь притронуться к ожерелью. — Тальвавтын ищет костяную цепь, у людей спрашивает, сундуки стариков смотрит. Все, что попросишь, отдаст Тальвавтын тебе за Большой знак эрымов!

Милый, мудрый Илья. Как он догадался прихватить с Омолона амулет Чандары? Собираясь на Чукотку, я и не подумал, что ожерелье может нам пригодиться. Эта красивая вещица, снятая с груди умершего Чандары, хранилась у Пинэтауна и Нанги как семейная реликвия.

— Красный кафтан, золотой нож у олойских чукчей Тальвавтын нашел, — продолжал Гырюлькай, — анюйские чукчи привезли ему денежные лепешки с блестящими лентами, старинные бумаги с висячей красной печатью.

Я осторожно расправил костяную цепь и надел на шею. Медвежьи головы Загремели, сцепившись клыками, улеглись на груди ровным рядом.

Гырюлькай застыл. Потом торопливо проговорил:

— А этот главный амулет Тальвавтын не нашел — совсем пропадал куда то. Как тебе достался? Ты сын эрыма? — согнувшись в три погибели, спросил Гырюлькай.

Костя прыснул:

— Только этого не хватало, попадешь еще в самозванцы, Вадим, чукотским царем станешь.

— У чукотских эрымов, Костя, были и русские жены, и нет ничего удивительного, если у меня в жилах потечет королевская кровь. Впрочем, шутки в сторону. Ну что ж, подарим Тальвавтыну ожерелье Чандары, а?

— Не вздумай отдавать старому хрычу, пока оленей не продаст, — стукнул кулачищем Костя.

Столик Эйгели скрипнул и зашатался.

— Красиво… — тихо произнесла по чукотски Геутваль, осторожно коснувшись ожерелья смуглыми пальчиками.

В стойбище к Тальвавтыну решили ехать, не откладывая, втроем с Костей и Гырюлькаем. Костя с Ильей отправились чинить нарту к предстоящей поездке, Гырюлькай и Тынетэгин — ловить ездовых оленей. Эйгели хлопотала в чоттагине. Мы с Геутваль остались в пологе одни.

После вчерашнего признания Геутваль была грустна и молчалива. Я сказал девушке, что хочу о многом с ней поговорить, но плохо знаю чукотский язык и боюсь, что она не поймет меня как следует.