Полураскрытая роза

– Так, значит, буквально все в вашей семье чертовски классные? – тихо смеется Лу – «хе-хе-хе» с придыханием, от которого Винсент тоже начинает смеяться.

Ее семья действительно чертовски классная. У Винсент не осталось никаких детских травм, связанных с воспитанием, нет их и у брата с сестрой. Как и положено детям из богатых семей, они учились в дорогих частных школах и жили в престижных районах. Винсент побывала в Лондоне и Париже задолго до того, как ей исполнилось шестнадцать. Но частью воспитания также было сознание своего привилегированного положения. Ее родители не происходили из богатых семей. Они были темнокожие, рожденные на американском юге в пятидесятых годах; их в жизни вполне могли ожидать серьезные тяготы, и это было в порядке вещей.

– Так, хватит. Теперь рассказывай о своей семье, – краснея, просит Винсент.

Он говорит о том, как его семья однажды приехала в Монако, когда мама выступала в Опере Монте-Карло. Об Опере Гарнье в Париже и о Королевском театре Ковент-Гарден в Лондоне. Винсент никогда не видела матери Лу, но представляет себе похожую на него темноволосую женщину на сцене в элегантном красном платье с открытыми плечами. Публика засыпает ее розами.

– Однажды мама поехала в Лондон на прослушивание, а там папа ей аккомпанировал. Так они и познакомились, – продолжает Лу.

– Как романтично. Они мне нравятся.

– Ты им тоже понравишься. Правда. У мамы в июле день рождения, я хочу подарить ей твои серьги.

Она видит туманную картину из будущего, где она знакомится с родителями Лу. Ей нужно будет официально развестись с Киллианом, это совершенно необходимо. Сколько времени на это уйдет?

– Конечно. Выбирай любые, – говорит Винсент.

– Я заплачу.

– Нет.

– Обязательно заплачу. А если ты будешь сопротивляться, я насильно вложу деньги тебе в руку. Я необычайно сильный. Вот пощупай, – напрягая мышцу, предлагает Лу. Подняв голову, Винсент тычет пальцем в бицепс. Сжимает его.

– Завтра я надену этот свитер, – снова тыча в его руку, говорит она. Жаль, что нельзя об этом свитере написать Рамоне. Как и Винсент, Рамона обожает хорошие свитера.

– Он твой, – соглашается Лу.

Винсент сосредоточивает внимание на семействе на берегу – дети сидят попками на песке, бьют ножками по воде.

Вечером они с Лу идут ужинать: свечи, вино, лингуине с омаром, тирамису по специальному рецепту ресторана – и усталые возвращаются в номер.

Дни, наполненные голубым блаженством, подобно фигуркам оригами, складываются один за другим, и где бы они ни находились, в спальне все происходит как в романе Джеймса Сэлтера. Иногда в постели Лу говорит на французском и не трудится переводить – а ей и не нужно. Она хочет просто слушать, как этот манящий язык, который она понимает лишь наполовину, скручивается и изливается из его рта, как их тела-лианы, когда они переплетены, соприкасаются, целуются, и целуются, и целуются под вздымающимися простынями в комнате с распахнутыми окнами.

Видабс! Как же я скучаю

здесь по тебе. Скоро

Амстердам?

Пишу сказать, что очень

за тебя рад.

Du beau travail les gars![121]

Так держать! ;)

Они едут в Ниццу, и Винсент вслух читает сообщения Батиста. Лу ведет машину, на нем застегнутая на молнию куртка, за ухом сигарета; Винсент в джинсах и свитере косичкой со свисающими рукавами. Свитер пахнет Лу, но теперь и ею – мыло, шампунь, духи. У любовников так бывает.

Они проснулись до рассвета, поезд отправляется через два часа. Винсент открыла окно, чтобы дышать соленым воздухом.

– Qu’est-ce que c’est…[122] ‘les gars’? – спрашивает она. Ветер треплет ей волосы, она убирает их от лица. Она знает, что du beau travail означает «отличная работа».

– Он хулиганит… говорит, «отличная работа, ребята». – Лу глупо улыбается и показывает большой палец. Переключив передачу, он обгоняет медленную машину.

Винсент смеется.

– Вот гаденыш, да?

«Tu es une petite merde»[123].

(И закрой рот. Я тоже скучаю.)

Это Винсент посылает Батисту в ответ, добавив эмодзи с закатанными глазами. Батисту ответ нравится, он тут же присылает в ответ три сердечка.

– Правда, странно, что с Батистом мы друзья, а Мина вроде как терпеть меня не может? – спрашивает она.

– Ничего подобного. Почему ты так решила?

– Ну, не нравлюсь я ей… и ее можно понять. Если бы у моего мужа было множество женщин-тире-друзей, мне бы они тоже не нравились.

– В смысле, у Киллиана? – Лу бросает на нее быстрый взгляд.

– Нет, ну, то есть… предположительно.

– Но Киллиан и есть твой муж. Ты бы возражала, если бы у него были женщины-тире-друзья? Та женщина с работы, с которой он сблизился?

Она и забыла, что рассказала об этом Лу. Перед глазами проносится лицо Ханны – ее причудливые очки и облик сексуальной библиотекарши. Интересно, не вместе ли они сейчас где-нибудь в темноте, пока она и Лу Мишель Генри колесят по автомагистрали А8.