Полураскрытая роза

С Киллианом Винсент не общалась уже много дней. С тех пор, как написала ему, что просит отложить видеозвонок еще на пару недель, и он согласился, сказав, что любит ее. Она ответила, что тоже любит. Она писала ему это, когда была одна в туалете; Лу, лежа в постели, обсуждал с Аполлоном дела группы.

– Верно, – глядя на Лу, соглашается Винсент. Он не сводит глаз с дороги. – Пока еще официально он мой муж. И среди его друзей есть женщины. Большинство их меня не волнует.

– А кто я?

– В каком смысле?

– Киллиан твой муж… а я?

Лу бросает на нее быстрый взгляд, лицо осторожное, без выражения.

– Ты мой любовник. Тебе не нравится? Слушай, иногда ты меня поражаешь. Такое ощущение, что за внешним спокойствием у тебя скрыто желание навесить на нас ярлык. Ох, мужчины! Просто не можете без этого! Это мы обсуждали на пустошах… тревогу, что закрадывается тебе в душу. Потом она отступила… или я так подумала. Я же пообещала, что не возьму и испарюсь. И не знаю, что еще сказать, – недоумевает Винсент.

Она смотрит в окно. Морской ветер с утра, легкая буря в машине. От голубого воздуха веет прохладой.

– Слово «тревога» здесь не подходит. Но, каюсь, у меня не всегда получается предвидеть или предвосхищать свои чувства, ведь я живой человек, а не робот. Ты знаешь, мне очень нравится быть твоим любовником, – говорит Лу.

– Исполнено. Ты здесь, – глядя на него и прижимая руку к сердцу, говорит Винсент.

– Ты у меня тоже. – Бросив на нее взгляд, он отворачивается и тоже прижимает свободную руку к сердцу. – Ты у руля, я знаю.

– Я не у руля. Даже не понимаю, что это значит.

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.

– Не все думают, как ты.

Они молчат. Любовная ссора. Любовная паста. Они с Лу часто едят пасту. Хочется есть. Утром она съела полкруассана и выпила чашку кофе. Ей нужно поесть. Faim de loup[124].

– И как ты, думают не все, – нарушив минутное молчание, во время которого он всматривался в дорогу и барабанил пальцем по рулю, говорит Лу.

Винсент изучает его профиль – трепещущие темно-коричневые ресницы, très французский орлиный нос. После того как он назвал ее нос божественным, она нашла определение для его носа, которым она одержима настолько, что хочет на него сесть.

Такой Нос Один во всем Свете.

Если бы его нос был звуком, она бы записала его, как он – ее оргазм, и сделала из этого песню.

Когда они вместе смотрели фильм «Мечтатели», она увидела, у что французского актера Луи Гарреля – абсолютно такой же нос, как у Лу. «У Лу есть Луи», – написала она Агат, когда сделала это открытие, и приложила фото актера. «Эврика!»

Лу на нее не смотрит, и она отворачивается, тоже лишив его внимания.

Как только она отводит глаза, он, как она и ожидала, кладет руку ей на бедро.

7

Винсент с грустью возвращала ключи от зеленого «Ситроена». Они прозвали его le petit citron vert[125], потому что ей нравится, что одно из французских слов для лайма – citron vert, что буквально значит «зеленый лимон». Но поезда она любит не меньше трехлетки, так что она безгранично счастлива, устраиваясь с Лу на мягких темно-красных сиденьях. Первый этап пути продлится немногим более пяти часов, потом пересадка; второй этап – около трех часов.

Когда-нибудь она проедет поездом через всю Европу и все увидит.

Она отслеживает, что происходит впервые, но не может не думать и о том, что происходит в последний раз. Ее последняя любовная ссора с Лу закончилась быстро. Она впервые так долго едет с Лу на поезде. Когда они шесть дней спустя сядут в поезд Амстердам – Париж, будет ли тот раз последним? Он ее первый любовник. Будет ли он последним?

Независимо от того, что будет с Киллианом, она не представляет себе, что вернется в Кентукки и с удовольствием там останется. Жажда странствий не отпускает ее, работая на повышенных оборотах.

Поезд заполнен лишь наполовину. Лу рядом читает, пьет кофе. Перед ней пачка креветочных чипсов и стеклянная бутылка воды. Лу немного укачивает, если ехать задом, но они сели лицом вперед. Винсент сидит у окна, ведь она окнофил. Гелиофил. Светолюбивый организм.

Немного понаблюдав за мелькающими за стеклом французскими деревеньками, она кладет голову ему на плечо.

– Ты всегда чертовски хорошо пахнешь. Всегда, – зарывшись носом ей в волосы, ворчит он.

– Merci. Это Huile Prodigieuse[126]. Я его наношу везде, где только можно, – поясняет Винсент. Она обожает французское масло и сам квадратный флакон для него. После душа она разбрызгивает его по всему телу, пшикает в волосы. С этим ароматом она благоухает Францией. – И еще Bal d’Afrique[127]. Это ее новые духи – смесь бархаток, фиалок и ветивера, которая пахнет как божественное месиво Парижа и Африки.

Они слушают через ее наушники-капли приготовленный для поезда плейлист и оба засыпают, касаясь головами, а просыпаясь, остаток пути читают и разговаривают.