Полураскрытая роза

Гости, обняв и расцеловав Винсент, ушли. Высоко в небе сияет луна. Винсент на балконе, взгляд устремлен в небо. Немного пьяный Лу, вытянув длинные ноги и скрестив лодыжки, сидит в кресле рядом с ней. Прохладно, как и положено осенним вечером, Винсент закуталась в одеяло. Лу по-прежнему в ее шарфе, его куртка запахнута, но не застегнута.

– Ты так и не сказала мне свое второе имя, – говорит он.

– Рафаэла.

– Ух ты, красивое.

Она соглашается. И интересуется его вторым именем – Мишель. Говорит, что ей нравится, и информацию не отгоняет. Хочет запомнить, не исключено, что навсегда.

– Похоже, твой приятель так и не смог прийти, – говорит Лу, кивая на окно голого барабанщика.

– Да… ну, он ведь занят. В следующий раз обязательно явится, – говорит Винсент, неожиданно рассмеявшись. Понимает, что шутка скорее глупая, чем смешная. Она больше ничего не ела, даже не попробовала торт Агат, и сейчас она снова с бокалом вина. Она чувствует, как он радостно приветствует предыдущие бокалы.

Лу лезет в карман и демонстрирует ей кожуру клементина, которую туда положил. Засовывает кожурки обратно и говорит, что хранит их, как сувенир этого вечера. По-французски «сувенир» значит «память». Винсент все это кажется крайне романтичным, она закатывает глаза, и тогда он улыбается все шире, и это дьявольщина какая-то, а не улыбка. Как она может вообще существовать на этом лице? Винсент чувствует, что бессильна и все это чересчур.

– La lune est si belle ce soir[25], – медленно произносит он.

– Да, действительно, – откликается Винсент. – Завтра полнолуние. У меня на телефоне забавное приложение, которое посылает мне уведомления, когда полнолуние или новолуние. Сегодня я ничего не получила – значит, завтра.

– Насколько ты знаешь французский?

– Тебя это беспокоит? Поэтому ты со мной и говоришь так медленно? Не парься. Мне языка хватает. Ну, на самом деле и хватает, и не хватает. Но я узнаю все больше и больше с каждым днем. Очень многие в музее, да и студенты мои – все говорят по-английски, и, честно говоря, это вызывает у меня чувство вины, – продолжает Винсент, умышленно подпуская его ближе.

Вино помогает приоткрыть крышку, сдерживающую ее чувства, даже те, которые она испытывает к Лу. Он понравился ей с самой первой минуты: черная футболка и те самые шорты, та самая улыбка, те глаза, тот нос, те волосы – и в то же время… Это может ничего не значить. Люди постоянно знакомятся с людьми, и те им нравятся.

Летя в Париж, она дала себе обещание сделать все возможное, чтобы не стеснять своей свободы и давать чувствам и желаниям полный ход – пусть выплескиваются как им заблагорассудится. И сильно их не подавлять. Если захочется съесть круассан или pain au chocolat[26], ешь пожалуйста. Если устала, спи. Если слышишь что-то глупое или забавное, смейся. Если вдруг захочется выйти из квартиры и взглянуть, как искрится в темноте Эйфелева башня, выходи, и не надо никому об этом докладывать. Ни о ком не надо заботиться, ни за кем не надо смотреть. Жить в Париже и просто быть Винсент – не Винсент-женой, не Винсент-мамой, не Винсент-дочерью, не Винсент-сестрой – тогда открывается возможность убрать лишнее и вникнуть в суть.

* * *

– Я действительно временами говорю по-французски медленно специально для тебя. И это себе во вред, ведь мне так нравится выражение твоего лица, когда ты не понимаешь, что говорят. Твой курносый носик… он морщится, – глядя на нее, говорит он. – Но скажи, почему у тебя возникает чувство вины, если кто-то умеет говорить по-английски?

Он выпускает колечко дыма в сторону луны, а она смотрит на его удивительные ресницы.

– Неважно, – говорит она.

– Нет, пожалуйста, скажи. Я хочу знать.

Дело не в том, что кто-то говорит по-английски, а в том, что они решают не говорить со мной по-французски. Из-за этого я ощущаю себя ленивой или как будто мне здесь не место. Как будто я этого места еще не заслужила. И мне следует знать… больше. Винсент спрашивает себя, стоит ли быть с ним откровенной. Сколько разговоров с Киллианом она хотела бы прокрутить назад. Не из-за чувств, которые она испытывала во время этих разговоров, а из-за того, что просто они того не стоили. В итоге они ни на что не повлияли. Всей этой зря потраченной энергией можно было бы обеспечить целое государство.

Сегодня она поведала достаточно.

– Ладно, не бери в голову. Я имела в виду не это. Трудно объяснить. Правда, неважно, – говорит она. – Итак… ты из Парижа? Здесь родился? Вырос?

Винсент понятия не имеет, который час. Спрашивает его в том числе об этом, он отвечает, что почти час ночи. Она протягивает руку за остатком его сигареты, он отдает ей недокуренную. Все равно же из ее пачки, так что он лишь возвращает то, что по закону принадлежит ей.