Полураскрытая роза

Она надела летящий халат с пионами, сходила в ванную взглянуть на себя и взбить волосы. Вжала указательный палец в баночку с вишневым блеском для губ на стойке и нанесла его на губы. Почему бы не предстать перед ним очаровательной и красногубой, если Киллиан видит ее впервые после того, как она его покинула?

Она зажгла свечи, налила в бокал вина и уютно устроилась на диване с ноутбуком.

Когда Киллиан появился на экране, она поняла, что он плакал. Увидев его лицо, она и без этого бы вздрогнула, но то, что он плакал, легло тяжким грузом поверх всех тех эмоций, которые она уже переживала. Винсент возмутило, что он поставил ее в такое положение. Она отправилась в Париж специально, чтобы уехать от него, уехать от необходимости заботиться о других. Ей было хорошо одной. Libre[28]. По утрам она плавает, после обеда бродит по городу, по вечерам открывает окна и готовит ужин. Изображает спокойствие, пока не обретет его. Она не хотела отступать, не хотела разбираться с виной Киллиана. И не позволит ему передать ей эту вину, как простуду. Нет уж.

– Вот и я, – сказала она, глотнула вина и поставила бокал на пол. Она ничего не станет говорить о слезах – пусть он сам поднимает эту тему.

– Привет, Вин. Я рад тебя видеть, – сказал он. Увидеть его и услышать его голос… как будто глубоко внутри у нее спрятаны «китайские колокольчики» и туда ворвался легкий ветер.

– Привет, Киллиан. Ты хотел о чем-то поговорить? – сдержанно спросила Винсент.

На Киллиане был купленный ею джемпер цвета немытой моркови. И еще очки.

– Разве у вас не жарко? Почему ты в шерстяном джемпере? – спросила она.

– Здесь было холодно.

– На какой отметке стоит термостат? Убавь кондиционер.

– Обычно это делаешь ты.

– Так. Но меня там нет. Я здесь, – сказала она. Они молчали и просто смотрели друг на друга, пока Киллиан не прочистил горло.

– Я хотел сообщить тебе, что получил мейл от Шивон. От той девочки из старшей школы. Шалин… из книги, – пояснил он, как будто Винсент могла вообще забыть, какое у нее было красивое имя и кем она ему приходилась. Он снял очки и принялся тереть оба глаза сразу одной рукой. Все тер и тер.

– Понятно. И что? Она действительно от тебя забеременела, когда вы были подростками?

– Да, – признался он, не переставая тереть глаза.

– И… родила она ребенка, черт возьми, или нет? – продолжала допытываться Винсент. К этому моменту она была скорее зла, чем раздражена. Скорее зла, чем расстроена. Скорее зла, чем встревожена. У нее перед глазами разворачивалась вся эта история, которую он еще не успел рассказать, как будто в ней дремал провидческий дар, который вдруг пробудился. – Она родила ребенка, и они где-то там живут на свете, а ты мне ничего об этом не рассказывал. Зато написал про это книгу. Целую книгу! – сказала Винсент и сделала два больших глотка вина. Потом взяла с ковра пачку сигарет и закурила. Она никогда не курила в квартире, только на балконе, но она только что узнала, что у ее мужа, с которым она прожила двадцать четыре года, есть тайное дитя любви. Здесь ничего не поделаешь – придется хотя бы одну сигарету выкурить в квартире. Все нормально. Окна открыты.

– Вин, мне было пятнадцать. Ей было пятнадцать. У нее родился ребенок… мальчик, которого назвали Талли. Через неделю ему исполнится тридцать один. Он хочет со мной познакомиться… в Ирландии, когда я буду там в следующем месяце. Я… черт возьми… прости меня, Вин. Я полностью все угробил. Абсолютно все… их… тебя… нас. Это я виноват. – Он надел было очки, но тут же опять их снял.

Он плакал, а ведь не был любителем лить слезы. Винсент жалела, что не может хоть как-то быть ему настоящим другом, раздвоиться самой, чтобы одна половинка была ему тем, в ком он нуждался. Где-то в глубине души она за него переживала. Отец оторвал его от дома, когда он был подростком, и Винсент с ужасом представляла себе Киллиана – грустного, одинокого тинейджера. Она всегда жалела, что в то время они не знали друг друга и не были друзьями.

И даже теперь Друг Винсент утешала бы его, всю ночь не спала, слушала бы и говорила, сказала бы ему взять ноутбук в постель, и ее лицо в голубом сиянии экрана светилось бы нежностью и умиротворением. Но Отчужденная Жена Винсент на экране компьютера не могла проявить к нему ни особой ласки, ни снисхождения. Она даже еще не начала осознавать происшедшего. Всего месяц прошел, как вышла книга! И она чувствовала себя как человек, только что сошедший с карусели в парке развлечений: у нее легкое головокружение, все вокруг плывет и она ошарашенно стоит на месте.

– У тебя в Ирландии тридцатилетний сын. Его зовут Талли. Ты говорил с ним? – спросила Винсент механически, будто читая подсунутые кем-то за кадром вопросы. Она курила, в Париже это ей очень нравилось.

– Ты куришь, – мягко заметил Киллиан и шмыгнул носом.

– Ты говорил с ним, Киллиан?

– Пока нет. Она прислала фотографии.

– Перешли мне. Да, я курю, и да, пришли мне фотографии своего тайного сына.

– Столько всего произошло, а я не…

– Так ты пересылаешь их? – перебила она, уже заглядывая в мобильник.