Полураспад

- Можно? Дождь, проклятье! - Прорычав, как старый пират, свою присказку, он остановился, оглаживая мокрые редкие волосы на массивном черепе. Ишь, прибежал, как молодой, без зонта и верхней одежды. Правда, и расстояние от корпуса физиков до корпуса биофизиков всего ничего, метров сто.

Крепко пожав коллеге руку, небрежно бросил Нехаеву:

- Оставьте нас на время, молодой человек. Как это у Мандельштама: "Почему ты все дуешь в трубу, молодой человек? Полежал бы ты лучше в гробу, молодой человек". Вернетесь через десять минут, время дорого.

Нехаев вопросительно глянул на своего руководителя, тот растерянно кивнул, и лаборант, схватив старый черный зонт, ушел. Алексей Александрович с удивлением смотрел на неожиданного гостя.

Марданов был известен тем, что когда-то завалил кандидатскую Гриши Бузукина, кстати сказать, своего ученика. Накануне защиты Марданов позвонил в Новосибирск, в Сибирское отделение Академии наук, и с ужасом узнал, что не прошел в членкоры... А он так надеялся... Кандидатскую Бузукина рецензенты и члены Ученого совета, да и сам Марданов, по предварительной прикидке думали сразу зачесть как докторскую. Она стоила этого... Но из-за провала на выборах в АН СССР зачем Марданову, доктору наук, в лаборатории еще один доктор? И Вадим Владимирович перед самой защитой подготовил нескольких своих мерзавцев с глупейшими вопросами, на которые нет ответа, а в конце и сам еще слезу пустил, сказав, что виноват, поторопил любимого ученика. И Гришу Бузукина прокатили...

Разумеется, очень скоро Марданов понял, какую непоправимую ошибку совершил, да и Бузукина через несколько лет не стало на свете, он превратился в легенду, и отныне с Мардановым мало кто приятельствовал. И Вадим Владимирович избрал для себя стезю яростного патриота. Он по поводу и без повода поносил Запад, уверяя, что уезжают туда только мерзавцы... И то, что он вдруг явился к Левушкину-Александрову, с которым отнюдь не был на короткой ноге, говорило об одном: он ищет союзника для какого-то шумного мероприятия.

Когда дверь за Нехаевым закрылась, Марданов оглянулся и спросил:

- А этот парень наш? Не сионист? - И, сев на табуретку, объявил: - Я на минуту, Александрыч. Знаешь, тут новый Чичиков объявился... Но если тот мертвые души скупал, то этот - живые. На зеленые тридцать сребреников хочет самых путных наших ребят смутить...

Алексей Александрович слушал его и понимал, что тревога Марданова в принципе ему понятна. Очень жаль, если наиболее перспективные ребята смоются из ненастной Сибири в Штаты. Они ведь не вернутся. Вот китайцы уезжают и возвращаются домой с деньгами, с опытом. А из наших еще никто не вернулся.

- Как думаешь, может быть, устроим обструкцию? Ходит, как Рокфеллер, ко всем заглядывает...

- Я за-зайду? - от двери спросил Нехаев. - Льет, будто из б-бочки.

- Конечно, конечно, - кивнул завлаб. - Извините.

- Я пока о-отряхивался, услышал... Вы про Бе-белендеева? - спросил Нехаев и добавил: - Он уже на фи-физмате в университете по-обывал, ему устроили овацию...

- Вот! А надо бы обструкцию, проклятье! - Марданов стукнул кулаком по колену. Нахмурив брови, помрачнев лицом, он сейчас выглядел, как государственный муж, обремененный высшими заботами нации.

- Походит - уедет, - холодно отозвался Левушкин-Александров. - У каждого своя голова.

- Голова-то голова, да ведь и закружиться может. Вот помните, с вами вместе заканчивал Олег Худяков? - Алексей Александрович кивнул. - Он сейчас в Оксфорде. И еще трое наших в Канаде, а одна студентка в Бразилии. На хрен ей Бразилия? Кофе жевать? Нет, гибнет, гибнет Россия, Алексей Александрович, я лично - хоть какие мне деньги предложи - тут останусь. И тут помру. Да, я, может быть, грешен, но пускай именно здесь мои стариковские кости найдут успокоение...

Насчет стариковских костей он, понятно, преувеличивал: в свои шестьдесят выглядел на пятьдесят, внешне гладкий, но жилистый, как шкаф из карельской березы.

- Все, все смотрят туда... на Запад... У вас нет валерьянки или водки? Сердце болит.

- Спирт есть, Вадим Владимирович, - отозвался Нехаев.

- Нет, это крепко... хотя... для сибиряков... Не желаете тоже, Александрович? День уж больно угрюмый.

- А, давайте! - вдруг согласился Левушкин-Александров и протянул деньги Нехаеву. - Пожалуйста, не в службу, а в дружбу... Принесите из буфета пирожков, что ли.

И, о позор! Он пил с Мардановым... И когда явился домой в полночь на слегка заплетающихся ногах, Бронислава к его удивлению не стала ругаться, а только радостно поцеловала. Оказывается, Марданов сообразил позвонить ей и успокоить, что Алексей был с ним: "Мы, как мужики-сибиряки, приняли на грудь по стопарю".

- А завтра мы с тобой примем на грудь, - прошептала Броня. - У меня именины.

Именины так именины. Правда, в прежние годы она никаких именин не отмечала. Но в субботу почему не отметить?

16