Полусвет (СИ)

Когда тень Леопольда мелькнула в дверном проеме я почувствовала далекий укол сожаления. Но с другой стороны — ему же безопаснее держаться от меня подальше. Тянущая тоска собралась в сердце, а я закрыла глаза и позволила себе просто пить, старательно абстрагируясь от того, кто сейчас был настолько близок ко мне.

Глава 10

— То есть теперь ты помогаешь кровососу? — процедил Мишка, а я посмотрела на с любопытством заглянувшего на кухню Петьку.

— Тише, — пресекла я так и грозящий вырваться из друга поток ругани, — ты прекрасно понимаешь, что они просто так не отстанут. Да и не по человечески это как-то, — пожала плечами я под жуткий Мишин смешок.

— А с каких это пор тебя волнует человечность? — сказал Миша, а я резко поднялась на ноги, опираясь на стол, — Что, Кузнечик? Попрыгать захотелось, соскучилась по мертвецу?

Мое лицо было так близко от его, что я в мельчайших подробностях могла его разглядеть. Широкий нос картошкой усыпанный широкими порами, а на лбу и в уголках глаз борозды морщин. Он был старше меня чуть больше десяти лет, но отпечаток прошлого похоже виден на нем даже больше, чем на мне. Боль в затуманенных болотных глазах виднелась бликами ярости на расширенных зрачках. Широкая сетка сосудов и мутная поверхность глазного яблока напоминали о пристрастии Миши к бутылке. Пристрастие, которое смогло победить лишь то, что под внушением вампира Мишка убил свою жену.

Я помнила это прямо, как сейчас. Коридор в кровавых следах, и его, исхудавшего, в тельняшке на голое тело и с протянутыми ко мне руками.

Это не я.

— Ты мог вместе с детьми оказаться на улице, — сказала я, тыча пальцем в его грудь, — нет, без них. Если бы не моя, так несвойственная мне по твоим словам, человечность. Не тебе, скотина неблагодарная, рассказывать мне…

— Сима! — охнула Маринка, упираясь ладонью мне в грудь, — Симочка, ты не в себе, он не в себя, успоко…

— О, отлично, подпевала подоспела! — Мишка отпрянул от стола, сгребая ладонью волосы, — А хотя чего от тебя было ждать, сама на кровососов загляды…

— Заткнись, сука! — рявкнула я, резко подаваясь вперед.

Как стол отлетел в сторону, я и не поняла, просто в следующую секунду я держала Мишку за горло, прижимая его к стене, а солнечный свет обжигал мне лицо. Маринка охнула. Боковым зрением я заметила, как она осел на пол, но ярость застилала мне глаза.

Огромную часть жизни я терпела нападки от других, что пытаясь выстроить мирные взаимоотношения с вампирами. Каждый второй встречный вел себя, как Мишка. Потому что не понимали. ПМВ был на линии огня в прямом смысле. С обеих сторон. Нас ненавидели вампиры и презирали люди. Проблемы с согласованием бюджетов на мой исследовательский проект, перебои с поставками донорской крови для Вагнера или замена ее на животную. Я все терпела, потому что считала, что делаю что-то очень правильное.

Пока мои пересуды меня же и не располовинили. Не на “за” и “против” фигурально. На “верх” и “низ” буквально.

И все те великие люди, человечные дальше некуда, вдруг превратились либо в тех, кто хочет из меня вытащить максимум о том дне, или в равнодушных, что с презрениям фырками, обвиняя меня саму в случившимся.

И я была с ними согласна. Я ненавидела себя саму за каждый шаг, что сделала в сторону установления связи между вампирами и людьми до того самого дня, когда Вагнер не заключил мир. Тут появилась метка “все не зря”, но перестала ли я сжирать себя за это? За собственную глупость, наивность и непредусмотрительность? За то, что доверилась тому, с кем разговаривать стоит только заточив его в цепи и завязав в глаза.

Судя по тому, как сейчас я сжимала горло Мише, что был абсолютно прав, хоть и обидными словами обвиняя меня в тупости и наивности снова, — нет. Не перестала.

То, от чего так долго лечил меня Леопольд, словно впиталось в меня вместе с концентратом 47 и кровью вампира.

Словно всегда была только одна Сима. Ненавидящая и презирающая саму себя.

— Папа? — робкий голос Ниночки прошелся электрическим зарядом по мне и отразился в тут же осунувшемся лице Мишки, — Кузнечик?

— Все хорошо, — я осторожно подняла руки, помогая Мише поправить сбившийся ворот, больше суетясь, чем на самом деле участвуя в процессе, — мы просто играли.

— Боролись, — поддакнул мне Миша, дружески хлопая по плечу, — ну ты знаешь, дурачились.

Ниночка внимательно осмотрела нас, медленно переводя взгляд на Марину. Та потирала ушибленный затылок, улыбаясь сквозь слезы. Мишка дернулся вперед, а я удержала его за руку. Раз уж начали играть, то до конца стой, дуралей. Все хороши. Она тоже дура, кто под танк лезет.

— Я не маленькая, — серьезно сказала Ниночка, глядя прямо в глаза отцу, — ты снова делаешь это?

В глотке мгновенно пересохло, а я встала перед Мишей, тут же усаживаясь на колени. Ниночка посмотрела мне в глаза, а я вытянула руку вперед, подхватывая ее ладонь.

— Твой папа не такой, — твердо сказала я, — он не обижал Марину, ясно? А если бы обижал — я бы выбила им окно.

— Тогда что произошло? — требовательно повторила Ниночка скрестив руки на груди.